Поначалу кузнец жены немного побаивался: троллиха все ж таки, но со временем осмелел, поколачивать ее стал, особенно когда выпьет. А рука у него тяжеленькая была (кузнец, как‑никак), так что доставалось жене изрядно.

А однажды привели кузнецу лошадь подковать, а у кузнеца, как назло, подмастерья не было. Прежний, дурачок, с соседним ярлом в вик отправился. Ну и велел он жене копыто лошадиное подержать. Все‑таки троллиха, сила кой‑какая есть, должна справиться. И точно, справилась. Притом, когда оказалось, что подкова маловата, Кузнецова жена ее тут же, руками, разогнула как надо. Увидел это кузнец – удивился. Не думал, что у жены такая силища.

– Что ж, – говорит, – ты, с такой вот силищей, побои мои безропотно терпела, ни разу мне сдачи не дала?

– А потому, – отвечает троллиха, – что поклялась тебе верной быть и послушной. Хоть ты, муженек, свои клятвы частенько нарушал, и мужичок ты не то чтобы очень, да хоть плохонький, а мой. Вот дам я тебе сдачи – и что? Тебе‑то хорошо: помрешь – и никаких забот. Мне же другого мужа искать придется. А я и такого, как ты, еле нашла.

Проснувшись, Катя не сразу сообразила, где она. Ей потребовалась пара минут, чтобы догадаться, что она опять – в мансарде. На диванчике в маленькой комнате.

А в большой кто‑то похрапывал. Весьма виртуозно.

«Карлссон! – обрадовалась Катя. – Он вернулся!»

Увы, это был не Карлссон. На кровати вольготно раскинулась здоровенная тетка, имевшая, правда, с Карлссоном некоторое сходство. Троллиха. А у кровати, на коврике, свернувшись калачиком, дрых ее сынишка Нильс.

Катина охрана.

«Они будут ночевать с тобой, – сказал большой тролль Скаллигрим. – Если что – присмотрят».

Ничего себе «присмотрщики»! Катю три раза украсть могут, пока они проснутся. А уж ей самой удрать от «бдительного» надзора – пара пустяков.

Когда Катя тихонько проследовала в ванную, родичи Карлссона продолжали посапывать в четыре дырочки.

В ванной все еще стояла в стакане Катина зубная щетка. Вообще все тут было точно так же, как и до ее бегства. И это радовало. Не хватало еще, чтобы сюда пришел кто‑нибудь из служащих Сережиного папаши.

Итак, до чего же они с троллем‑сыщиком вчера договорились? Кажется, речь шла о совместном поиске эльфов. Ниточки были две: Карина и Сережин папаша. Что ж, искать – так искать. Но сейчас Катю больше интересовала Лейка. Катя вернулась в комнату, забрала телефон на кухню, чтобы не будить «гостей», набрала Лейкин номер…

Никого. Значит, бросила ее подруга. Очень нехорошо с ее стороны. Все Катины вещи – дома у Лейки. Кате даже мобильник не подзарядить. В Лейкино оправдание можно сказать только: она могла и не знать, что Катя не взяла ключи. И все равно – свинюшка. Может, Димке позвонить? Серьезных поводов достаточно: Лейка пропала, Карлссоновы родственнички нагрянули…

А вдруг Дима просто пошлет ее подальше?

Катя поглядела на часы. Без пятнадцати девять. Рановато… Димка наверняка еще спит…

Немного поколебавшись, Катя всё‑таки позвонила, звонила долго, но трубку так никто и не снял. Ну, родители Димкины, понятное дело, на работе, но он‑то сам… Что за человек – даже к телефону лень подойти!

Обиженная Катя решила: больше она ему звонить не будет. Вот еще! Больно надо!

– Эй! – В дверях стоял маленький тролль. – Я есть хочу!

– А как насчет сказать: «доброе утро»?

– Какое же оно доброе, если есть хочется? – удивился тролленыш.

Катя не успела ответить. Из комнаты раздался утробный рев, который при определенной доле воображения молено было бы счесть зевком.