|
«Кровавый кактус». Ну, ты помнишь, там еще маньяк орудует в ботаническом саду, а международные террористы в собственных целях закладывают под пальмой бомбу. В январе продюсер позвал меня посмотреть, что там получается и как в этом ботаническом саду. Понятно, что не в настоящем, павильон. Заодно команда Рейно отсняла сюжет про мое посещение съемок. Интервью, то-се. Ну, не важно. Главное, знаешь, я там вдруг впервые понял, как я люблю растения, цветы. Правда-правда! Мне так жалко было, когда там каскадеры по ним валялись. Каскадерам-то с актерами что — кровь, раны всякие нарисованы, а цветы… — Засигналил домофон, Нестор ринулся с лоджии, договаривая на ходу: — Знаешь, растения-то все — изничтожили и в помойку! Но они ведь живые! Живые цветы!
Я даже не поняла, радоваться мне или расстраиваться по поводу столь бурно проснувшейся сентиментальности в Несторе. Только мне сделалось его ужасно жалко. Это не сентиментальность, это одиночество. Или писатель не может быть не одиноким? В веселой компании не напишешь ничего. Чтобы писать, нужно уединение. Правильно, это не одиночество, а уединение. На общение нет времени! Я ведь тоже, когда ушла от Нестора, не особенно переживала из-за разрыва с родственниками и подругами и шарахалась от любых знакомств. Но ты же заинтересовалась Луи? Прекрати! — оборвала я свой внутренний голос. Надоел! Ты сам не знаешь, чего от меня хочешь! А ты знаешь? Знаю! Я хочу быть с Нестором. И он тоже этого хочет. Мы одинаковые, а его дом — большой! И у нас получится прекрасное творческое уединение! Ну-ну, скептически хмыкнул внутренний голос, что ж раньше-то не получалось? Но я не обратила на него внимания, потому что Нестор позвал меня и начал на все лады расхваливать перед телевизионщиком мои романы, а команда Рейно активно расставляла аппаратуру и передвигала мебель, дабы эффектнее снять писательскую чету в интерьере. Конечно, меня немного покоробило, когда перед камерой Рейно с ходу заговорил о новом витке в жизни мэтра, однозначно давая понять, что за псевдонимом Леокадия де Орфез скрывается вовсе не женщина, а сам мастер прозы. Что вот так, по примеру каких-то там восточных монахов, Мориньяк взял новое имя — женский псевдоним и начал с самого начала, с самого низа — с романов в тонкой обложке. Камере были продемонстрированы мои книжонки. У меня перехватило дыхание. Но тут заговорил Нестор. Кстати, поверх рубашки и джинсов он действительно нацепил потрясающий атласный халат с позументами и кистями. Темно-вишневый халат с золотыми штучками. И его красноречию надо отдать должное, потому что к концу съемок, по меньшей мере, выходило, что ученик — то бишь я — превзошел своего учителя. Правда, в его монолог мне так и не удалось вставить ни слова. Затем нам был продемонстрирован отснятый материал. Я себя не узнавала! Что может сделать с обычной женщиной какой-то пеньюар и руки профессионального гримера! А на прощание Рейно заверил меня, что после выхода передачи в эфир я проснусь знаменитой и что мне придется научиться отбиваться от настырных издателей и малокультурных — следует понимать не от «Культюр» — продюсеров. Телевизионщики ушли. Нестору позвонил его издатель, и, пока он подробно рассказывал ему о состоявшейся съемке, я перемыла чашки — мы же перед камерой пили кофе! — и пошла в ванную, раздумывая, переоблачаться ли мне в нормальную одежду или еще покрасоваться в пеньюаре. Нестор громко болтал уже со своим агентом, рассуждая, что выгоднее: писать роман или сразу сценарий? Для кино или телесериала с тем же сюжетом? Я решила переодеться — пеньюар был из синтетики, я плохо переношу ее.
Глава 9, в которой я вошла к мужу в кабинет
Он уже сосредоточенно трудился за компьютером. — Хочу поблагодарить тебя, Нестор. |
