Изменить размер шрифта - +
Девочка была слишком запугана, чтобы рассказать о насилиях, которым подвергалась. Теперь ей придется всю свою жизнь страдать от осознания того, что с ней произошло, но главное — что она, сама того не желая, сделала со своей лучшей подругой.

Уже одно это — немалое наказание.

Моника, по-прежнему не зная о том, что случилось, была рада передать надоевшую ей дочь Джоани. Разумеется, не за так.

Но даже не это волновало Джоани в тот момент.

Боль еще не прошла, чтобы спокойно проанализировать ситуацию. Но время залечит раны. Во всяком случае, она надеялась на это.

Джоани налила себе чай и плеснула в чашку виски. Она помирилась с Малышом Томми и надеялась вскоре обрести душевный покой. Если она сумеет протянуть еще несколько месяцев, она выберется из этой беспросветной ямы, в которую провалилась.

В шестнадцать двадцать из школы пришла Жанетта и направилась прямо в свою спальню, как уже завелось в последнее время.

Джоани последовала за ней и весело произнесла:

— Добрый день!

Жанетта мрачно ухмыльнулась.

— Я же была в школе, мама! Какой это добрый день?

Джоани засмеялась.

— Знаю, что в школе. Твоя учительница по-прежнему с удивлением звонит мне, когда ты бываешь на занятиях!

Еще полгода назад Жанетта обиделась бы на слова матери, расценив их как критику. Теперь же она улыбалась.

— Мне там действительно нравится, только не говори никому об этом!

— Не скажу. Выпьешь чашечку чая?

Жанетта ухмыльнулась.

— Пожалуй, нет, спасибо.

— У меня тоже так было, когда я носила тебя.

Жанетта, выкладывавшая на кровать содержимое школьной сумки, застыла как вкопанная.

— О, мама…

Она расплакалась; она не знала, как сообщить эту новость маме. Своей единственной любимой маме, силу чувств к которой она оценила лишь в последние несколько месяцев.

— Извини…

Джоани обняла свою дочь, радуясь возможности поднять дочери настроение, хоть немного успокоить ее.

— Сдюжим, милая. После того, чтó нам пришлось пережить, это не беда, разве не так?

Она крепко прижала к себе Жанетту, которая рыдала, чувствуя, как гора свалилась с ее плеч.

Господь добр. Джоани часто приходилось слышать это выражение. Но иногда Он в самом деле добр, только иногда.

 

Джон-Джон сидел в баре в Ферентари. Эта была настоящая дыра, заполненная шпаной и вульгарно раскрашенными женщинами.

Ди Бакстер разговаривал с одной из них, а Джон-Джон думал, когда же сказать ему, что это — переодетый мужчина. Однако Ди Бакстер слишком увлекся: видимо, он не заметил накладных грудей.

Михай и Петер были рядом. Джон-Джон улыбался им. Они получили по 5000 фунтов каждый. Эти деньги заплачены не зря. Ребята обставили дело так, что смерть Джозефа Томпсона зафиксировали следующими словами: «Скончался от побоев. Нападавший неизвестен».

Джон-Джон хотел, чтобы подонки, с которыми он бился в Англии, узнали о гибели Джозефа. Это — своего рода торжество справедливости, и он был благодарен Ди Бакстеру за то, что тот принял в этом деятельное участие.

Они пили весь вечер, однако Джон-Джон не чувствовал опьянения. Он был молчалив, но душа его ликовала.

Заказав еще один бокал виски «Шивас ригал», он одним залпом осушил его. Завтра же он отправится домой, Джоани, наверное, заждалась.

Петер налил ему еще.

— Твое здоровье, парень!

Михай засмеялся, поднял свой бокал и крикнул:

— Твое здоровье!

По какой-то причине они зациклились на этом тосте. Они были в приподнятом настроении, как и Ди Бакстер.

Джон-Джон выпил за хорошо сделанную работу и уже считал часы, когда наконец прибудет домой.

Быстрый переход