Иду к дверям. Они… заперты. Но задвижечка отодвинута. Она заперла меня! О, еб твою мать, как же я выйду теперь?! Телефон звонит в коридоре. Никто не отвечает. Конечно, все блядские соседи греют жопы на солнце. Может, это мне звонили? Дура проклятая! Мне лечиться надо!

Сажусь на диван, который только что сложила, и вижу на пуфике зеленую кастрюльку, прикрытую дощечкой. В ней бабка мастику разводит. Понятно. Мамаша оставила — писай, деточка. Сука! Я тебе устрою, ты еще пожалеешь… Надо продумать все возможные варианты. Вывернуть замок — довоенное произведение — мне не удастся. А ключик наверняка лежит в кармашке пальто, тут же за дверьми. Подхожу к окну. Левому. Оно перпендикулярно окну лестничной площадки. Тому самому, на котором Валентин стоял. Всего два метра от меня, правда, чуть выше. Можно связать простыни, закрепить за диван, вылезти на карниз и… И — повиснуть на простыне, как мешок с отрубями, над пропастью. Как высоко-то! Я связываю простыни, уже точно зная, что не полезу.

Да, борьба любыми средствами! Что я ей сделала? Я же дома была, никуда не убежала. Портвейн я пила, так она и не видела. Сидела себе, на пианино играла, пела. Может, я пела слишком громко? Так нет ведь никого в квартире!.. По двору идет девушка-маляр в комбинезоне. Ставит лестницу у стены, сама на ящик садится, сверточек достает. Еда у нее там.

— Девушка! Я здесь, здесь!

Она лениво смотрит наверх, находит меня.

— Девушка! Вы работаете здесь?

— У меня перерыв.

Да, надо с ней поласковей. Уговорить как-нибудь.

— Меня заперли. Случайно! Мне к врачу. К врачу надо!

По-моему, она поняла. Встает с ящика и идет к закутку, куда окно выходит. Там свалка ящиков, алкаши на них частенько поддают.

— Девушка! У меня есть ключ! От входной двери.

Можно и из двора в квартиру попасть, но ключа от «черного» хода нет. Она еще не захочет идти через весь двор, на улицу, за угол, еще метров тридцать и потом только в парадное…

— Я вам брошу ключ от квартиры. Парадное рядом с магазином «Вино». Квартира восемьдесят шесть.

— Понятно. Бросайте.

Понятно ей… Но я бросаю ключ. Дура! Надо было хоть в коробок положить. Но она нашла, повертела им над головой.

— Сейчас я приду.

— Ой, девушка! Я вас жду!

А вдруг она воровка? Соберет в квартире все что можно и убежит… Довольно скоро слышу, как открывается входная дверь.

— Девушка, это вы?… Я здесь — первая дверь слева. Представляете, мне к врачу, а мама думала, что меня дома нет, и заперла комнату.

Да, знала бы она, к какому мне врачу.

— Ключ от комнаты в кармане пальто, которое на вешалке.

Она шебуршит за дверью очень долго что-то.

— Нет тут ключа.

Ни хуя себе! А где же он?

— Девушка, ну вы поищите, а? Под ковриком, может…

Господи, как все долго!

— Нашла. Он в сапоге был.

— Ну, так отпирайте же меня!

Вот дура — нашла и не открывает! Я обнимаю ее. Она совсем девчонка.

— Вы подождите, я вам что-нибудь дам.

Между рамами правого окна мать хранит консервы. Я беру баклажанную икру, крабы, лосось. Выношу ей в коридор.

— Да что вы, не надо мне!

— Берите, берите — вы моя спасительница!

Целую ее в щеку, прямо в пятнышко от краски.

Она уходит, а я бегу к туалету. Тут же, вспомнив про зеленую кастрюльку, передумываю. Иду в комнату и писаю в кастрюлю. Уйду и оставлю. Вот все, что осталось от вашей дочери, Маргарита Васильевна!

Я опаздываю.