Ожидание. Вечером, перед тем как лечь в больницу на операцию по поводу мастектомии. Мама, стоящая у окна старого дома, выглядывающая из-за тюлевой шторы на пустую улицу в ожидании моего отца.

Она ждала, что он вот-вот появится из-за поворота в служебной машине, обнимет ее своими сильными руками, покрытыми татуировкой, и в очередной раз скажет ей, что она красива — ее лицо, тело, вся она. — И что он ее любит, как любил всегда, и что все будет хорошо.

А может, просто обнимет ее, и все.

Я увидел Текса.

* * *

Я оставил маму распаковывать свой маленький чемоданчик и устраиваться в палате. Здесь не имелось ни одного свободного места: палата была заполнена в основном пожилыми женщинами в нарядных ночных сорочках. У них на тумбочках стояли пакеты апельсинового сока, лежали коробочки шоколадных конфет и сентиментальные романы. Отец умер в этой же больнице, и меня поразило, насколько же все здесь казалось знакомым. Запах больничной еды в коридорах, больные, ожидающие своей очереди, группки курильщиков, с вызывающим видом затягивающихся сигаретами у центрального входа. Смешанный запах еды, лекарств и болезни, казалось, пропитал каждый кирпич здания. Единственным отличием на этот раз было то, что в палате лежали женщины, которые смеялись, разговаривали, жаловались и сочувствовали друг другу так, как это умеют делать только женщины и чего не увидишь в мужских палатах.

Дел предстояло много. Медсестра должна была измерить маме давление, потом следовало побеседовать с анестезиологом. Скоро должен был подъехать хирург. Маме еше следовало переодеться, сменить выходной костюм-двойку на ночную сорочку от Маркса и Спенсера. Мама держалась так, будто отправилась в однодневную поездку на морской курорт, — слишком легкомысленно смеялась, изображая веселость. Пожалуй, даже слишком веселилась. Но это ее обычное средство защиты в кризисной ситуации.

Я очень крепко поцеловал ее и ушел.

Текса я увидел, когда заправлял машину недалеко от больницы.

На Тексе, или, скорее, Грэме, страховом агенте из Саутэнда, был его обычный наряд для ковбойских танцев, который вызывал изумленные взгляды бледнолицых подростков из Эссекса в навороченных автомобилях, пока он заправлял дизелем свою старенькую побитую машину. И он был не один. На пассажирском месте сидела старушка в ковбойском наряде — этакая престарелая кокетка в кожаных штанах и с украшениями из стразов. На ее тщательно уложенных волосах в стиле Маргарет Тэтчер красовалась огромная шляпа. Новая партнерша по танцам. Замена моей мамы. И, может, уже не первая с тех пор, как Текс бросил маму из-за ее болезни.

Я смотрел, как он пересекает площадку и заходит в здание заправочной станции. Вышел он оттуда, держа в руках коробку шоколадного драже и дешевенький букет цветов, вроде тех, что можно купить только на заправке. Увидев его с подарками, «Мэгги Тэтчер» застенчиво улыбнулась. Ну и парень!

Я направился к нему с намерением взять его за плечо и заставить выслушать то, что я хотел сказать ему о маме. Я серьезно намеревался поведать ему все о том, что происходит с ней сегодня утром в двух шагах отсюда, рассказать ему об операции, употребляя такие слова, как мастектомия, химиотерапия, радиотерапия… И не останавливаться до тех пор, пока не увижу, как его всего перекосит от собственной трусости.

Но я этого не сделал. Я закончил наполнять бак своей машины, в то время как он разыгрывал сцену вручения драже и цветов «Мэгги Тэтчер». Именно в этот момент я увидел свое отражение в стекле своей машины, и меня оно поразило. Пока я приходил в себя, Текс и его партнерша исчезли.

Тут я понял, что не смог подойти к нему потому, что, к сожалению, сам отношусь к тому же типу мужчин.