Шон и Фея по-прежнему сидели в угловой кабинке — все в той же компании. Когда Джейк подошел так близко, что можно было разглядеть золотую полоску на фильтре «Собрания» Феи, он остановился — еще раз посмотреть представление, которое разыгрывал больной эмфиземой старик, давая Фее прикурить. Завоевать расположение Феи было делом нехитрым: направь на него свет прожекторов (ничего, пускай это будет всего лишь свет от дешевой зажигалки «Ронсон»), и парень пойдет за тобой на край света. Судя по тому, как усердствовал престарелый моряк, он знал, что делает. Если оставаться в образе, Фея так и будет считать, что с ним происходит не обыкновенный съем, а нечто особенное, декаданс века джаза, в котором он — Салли Боулз. Фея жил ради таких мгновений, когда можно представить себя кем-то другим — одной секунды было ему довольно, чтобы ощутить полнейшее наслаждение. Вот только Салли Боулз тоже не больно-то позавидуешь — похоже, Фея этого не учел. А может, Джейк зря выпендривается. Возможно, Фея в курсе про Салли Боулз. Возможно, именно за это — за невезучесть — он ее и полюбил.

Вельвету было, навскидку, лет сорок пять. Шон все еще сидел с ним рядом, но слегка отклонялся при каждом его поползновении. Джейк был уже в двух шагах от их столика и наблюдал, как Вельвет наклонился поближе к Шону, чтобы спросить, бывал ли тот в Озерном крае.

— Я на прошлые выходные забирался на Скафелл-Пайк. Просто невероятно. Ты не увлекаешься дальними прогулками?

Джейк покрепче сжал губы, чтобы не рассмеяться. Он представил себе бледного, тощего Шона, явившегося покорять природу — такое можно было себе представить только в бреду. Шон способен изобразить человека, отправившегося в поход, но ни за что не пошел бы туда в действительности. Если Вельвету хочется романтики в духе «Бой'з Оун», пускай дает объявление в газету. Сомнительный паб на задворках Деревни — не самое подходящее место для романтики.

— Нет, — ответил Шон. — И альпинизмом не занимаюсь, и на лодках ни хрена не плаваю.

На это Вельвет уже не нашелся, что сказать.

Джейк засмеялся. Не слишком громко, но все его услышали, потому что в разговоре в это время как раз возникла пауза. Фея, от которого ничего другого и не ждали, заорал первым:

— Ой, вы посмотрите на нашу девочку! А накрасилась-то — видно, не терпится потрахаться!

Джейк ненавидел такие вот визгливые голубые шуточки, и Фея об этом знал. Но он был уже слишком пьян, чтобы испугаться сурового взгляда, поэтому Джейк выдавил из себя улыбку и сказал:

— Ладно, Фея… Кто из этих двоих платит?

Он кивнул на хоровод стаканов на столике, каждый из которых был на три четверти пуст.

На вопрос откликнулся престарелый:

— Позвольте мне. — В изъеденной экземой руке с мокрыми трещинами он держал двадцатку. — Не возражаете?

Джейк изобразил на лице сомнение: выпятил нижнюю губу и стал похож на вечно недовольного Шона.

Он пожал плечами и нагнулся за банкнотой, но в его движениях еще чувствовались остатки раздражения — как чувствуется запах сигаретного дыма в поцелуе.

— Так, кто что пьет?

Шон и Фея попросили «Гролш», заезжий педрила — пинту местного, а старик заказал джин. Только чтобы неразбавленный — никакого тоника: от этой отравы он просто загнется. На столе рядом с его пачкой сигарет стояла непочатая бутылка «Швеппса». Джейк кивнул и повернул в сторону толпы.

Какой-то хрен включил на музыкальном автомате «YMCA»… ну что, молодой человек, тебе совсем паршиво? Джейк пробирался сквозь плотную толпу, выискивая в ней узкие лазейки.