– Да мало ли что она там говорит. Если я тебе нужен – я пойду с тобой. В обморок не упаду, под ногами мешаться не буду, порядки знаю. Не понимаю, чем помочь смогу, но если смогу… если тебе так будет легче…

– Не надо, – произносит она после небольшой паузы, негромко, но твёрдо. Повторяет: – Не надо. Я сама. Я должна сама справиться.

– Ты справишься. – Он приподнимает ее за подбородок, смотрит в глаза. Она боится. Его маленькая любимая девочка с огромным животом боится того, что сейчас происходит с ней, с ее телом. – Я всё время буду неподалёку, за стенкой. Если что… помни – я рядом.

– Хорошо. – Она улыбается слегка вымученно. И тут же вздрагивает всем телом, охает. – Коля, твоя дочь такая же торопыга, как ты!

– Хулиганит? – Он улыбается ободряюще, опускается на корточки, прижимается губами к ее животу. – Доченька, веди себя прилично, слушайся маму, пока папа такси вызовет.

* * *

За окном рассвело. Медленно вальсируя, опускаются на землю крупные хлопья. Всё укутано снегом. Наверное, один из последних снегопадов этой зимой. А там уже недалеко и весна.

– А кто это у нас такой напряженный… – пропел за спиной знакомый голос.

Ник резко обернулся.

– Такой бледный… такой нервный… А-а, это наш папочка…

Он не смог ничего ответить сразу. Просто смотрел. Смотрел на свёрток на руках Дарьи Александровны.

– Ну, что стоишь столбом? Принимай дочь.

И он принял. Не весит, кажется, ничего. И сто́ит целого мира. Николай вглядывается в крошечные черты лица, но его глаза в этом не участвуют. Сердцем смотрит.

– Она красавица, – с придыханием говорит он.

– Конечно, красавица, – Дарья Александровна смотрит на ребёнка, наклонив голову. – На тебя-то не похожа, это соловьёвская порода. В маму пошла.

– Как Люба? Как всё прошло? Сколько баллов по шкале Апгар? – заволновался Ник.

– Девять баллов. А Люба молодец. Говорю же – девочка не в тебя пошла, в маму: маленькая, ладная, шустрая. Два восемьсот всего. Вышла отлично, без эпизиотомии и разрывов.

Ник едва заметно вздрогнул.

– Так что обе твои девицы просто умницы – и Люба, и…

– …и Леночка. – Он наконец-то решается прикоснуться к маленькой щёчке. В пальце покалывает – кожица невообразимо мягкая.

– Леночка? – усмехается Дарья. – А мне Люба сказала, что она еще не придумала имя дочке.

– Ну… – смущённо улыбается свежеиспечённый папаша. – Ну, я…

– Вот все вы такие! – засмеялась Дарья Александровна. – Мы девять месяцев ребёнка под сердцем носим, рожаем его в муках, а вы потом заявляете: «У меня Машка родилась! А вот и моя Катенька!» Где справедливость, Коля, где, я тебя спрашиваю?

– Ну… хм… Маше… и Кате… очень подходят их имена. Я не представляю, чтобы Машку или Катьку звали бы по-другому. По-моему, дядь Дима очень хорошие имена выбрал.

– Хорошие. Но не в этом же дело, а в принципе!

– Ну, она же Леночка… – Ник всматривается в лицо новорождённой дочери. – Она Леночка, это видно сразу.

Дарья Александровна наклонилась над малюткой.

– Леночка… Елена Николаевна Самойлова. Будущая Елена Прекрасная. Наверное, ты прав. Знаешь… – Она переводит взгляд в окно, на медленно падающий снег. – А ведь, кажется, совсем недавно… Вот так же напротив меня стоял Глеб.