– Да что вы творите?! – не выдерживает одна из мам, лежащих тут же, в этой палате, со своим ребёнком. – Девочка и так сирота, из детдома. А вы ее еще и последнего лишаете. Жалко вам, что ли? Мы угостили, а вы…

– Нельзя ей! – резко поворачивается к ней медсестра. – Нельзя. Говорили же! Ни пряников, ни печенья, ничего мучного ей нельзя! Господи, ну она-то маленькая, дурочка, а вы…

– Как вам не стыдно!

– Да это вам должно быть стыдно! Вы-то взрослые люди, у вас самих дети! Всё, пойду дежурному врачу пожалуюсь!

* * *

Уже отбой, но свет не гасят.

Анечка, девочка из детдома, лежит на кровати, уткнувшись в стену, тихо плачет. Рядом, через пару коек, возмущённо обмениваются мнениями две мамаши, судачат о жестокости и душевной чёрствости медперсонала отделения.

Дверь в палату распахивается, и на пороге появляется дежурный врач Николай Глебович. Он подошёл к девочке и погладил ее по волосам.

– Анютка, скажи мне, что Галина Михайловна пошутила. И ты не лопала пряники, они у тебя просто так в тумбочке лежали.

Девочка шмыгнула носом и повернулась к доктору. Глаза у нее опухшие, заплаканные.

– Меня тётеньки угостили!

– Тётеньки – идиотки, – невозмутимо парирует доктор. – Ты же знаешь, что тебе нельзя пряники. Ну, лопала?

– Лопала. – Девочка вытерла нос ладошкой.

– Сейчас ремня всыплю.

Одна из мамочек возмущённо охает, но Аня Перфилова нисколько не пугается.

– Не всыплете.

– На спину ложись и ночнушку подними.

Девочка переворачивается на спину и привычно задирает рубашку, демонстрируя дешёвые хлопчатобумажные трусики в катышках и измазанный зелёнкой длинный безобразный шов во весь маленький детский живот. Пара уверенных движений пальцев доктора, и девочка вскрикивает:

– Ай!

– Здесь?

– Да.

– А тут?

– Да!

Врач со вздохом выпрямляется.

– Опусти рубашечку, Аня.

Доктор Самойлов выходит на середину палаты, в руках у него медицинская карта девочки. И начинает говорить – ровно, спокойно, но тут же раздражение прорывается, и он не может сдержать возмущения.

– Послушайте, у девочки спаечная кишечная непроходимость. Вы знаете, сколько раз ее оперировали? В предпоследний раз – полгода назад! В последний – пять дней назад. Ей нельзя мучного! У ребёнка жёсткая диета! А вы… Да, конечно, врачи и медсестры злые! А вы, мать вашу, добрые самаритянки! Облагодетельствовали сиротку!

Одна из мамаш возмутилась:

– Да какое вы имеете право так с нами разговаривать?

– А какое вы имеете право нарушать врачебные предписания? Да еще относительно чужого ребёнка?

– Мы не знали…

– Пи… врать мне тут не надо! Всех предупреждали! Я! Сам! Лично! А можно еще мозги включить и подумать. Может быть, девочке мучное не от природной жестокости запрещают есть? И для этого есть причины?

– Ну, извините, пожалуйста!

– Засуньте себе свои извинения знаете куда?! – Самойлов просто кипит от дурости тёток. Уже на выходе из палаты он бросает: – Курицы безмозглые!

Ночью Анечку Перфилову все-таки пришлось экстренно прооперировать.

* * *

Утром в ординаторскую зашёл заведующий детским отделением.

– Добрый день.

– Здравствуйте, Владимир Алексеевич.

– Николай Глебович, я только на работе появился, а мне на тебя уже нажаловаться успели.