Хотя критики встретили это фантастическое произведение де Бовуар холодно, ей оно нравилось куда больше, чем, например, тепло принятый роман «Кровь других». В 1982 году она признавалась, что «Гостья» и «Все люди смертны» затрагивали ее «непосредственно», тогда как «Кровь других» и «Бесполезные рты» — это «соединение вымысла с философией». В 1947 году в Голливуде рассматривался проект экранизации романа[16], но до съемок дело так и не дошло. Однако созданный писательницей образ Бессмертного и полвека спустя не утратил привлекательности: в 1994 году роман «Все люди смертны» все-таки был экранизирован.

В начале 1947 года де Бовуар четыре месяца провела в США с курсом лекций по современной французской литературе. Для нее, как и для всей французской, да и европейской, интеллигенции важно было заново определить позицию по отношению к американцам и американской цивилизации. К тому же писательницу увлекла задача исследования культурного пространства, разделяющего Францию и США. Впечатления от поездки она использовала для создания эссе «Америка день за днем» («L'Amérique au jour le jour», 1948). Еще до посещения Соединенных Штатов ее, как и Сартра, не устраивали «конформизм американцев, их шкала ценностей, их мифы и фальшивый оптимизм», вкупе со склонностью закрывать глаза на трагические стороны бытия. Поездка помогла ей оценить, с позиций европейца, роль американской интеллигенции в политике. В романе «Мандарины» де Бовуар высказала свое мнение об этом устами Анны: интеллектуалы, заметила та, «могут жить здесь в безопасности, потому что сознают свое бессилие» (с. 293 наст. изд.). Американцы, по ее наблюдениям, снисходили до Европы с высокомерной небрежностью, и спорить с ними оказалось столь же бессмысленным, как «спорить с параноиком».

В годы, когда Сартр и де Бовуар много сил и времени отдавали созданному ими журналу «Тан модерн», политика стала для них «семейным делом». Когда утром они разворачивали основанную участниками Сопротивления газету «Комба», у них было такое чувство, будто они распечатывают собственную корреспонденцию. Это ощущение вторжения политики в частную жизнь хорошо выразил Альбер Камю, высказывание которого де Бовуар приводит в своих воспоминаниях: «Политика неотделима более от индивидов. Она являет собой прямое обращение человека к другим людям» (Beauvoir 1963: 14). Но ведь как раз обращение к людям и составляет главный смысл писательского труда, и отсюда следует, что в подобной ситуации именно писателю должна быть отведена одна из ведущих ролей. Новая эпоха с надеждой взирала на творческую интеллигенцию. Интеллигенция поверила, что так будет всегда. Она ошиблась.

Уже в период между 1947 и 1960 годами у Сартра и де Бовуар наметилось довольно значительное расхождение в жизненных позициях. В то время как Сартр мало-помалу отходил от литературы и его бойкое перо нацеливалось на объяснение собственной политической позиции в свете философии экзистенциализма, интересы де Бовуар все более смещались в сторону ее внутреннего мира. Однажды в юности Сартр заявил Симоне де Бовуар: «Я хочу быть Спинозой и Стендалем» (Beauvoir 1981: 203). Но тогда он еще и помыслить не мог о том, чтобы писать книги по философии: в его намерения входило выражать философию, которую он исповедовал, в романах. Что же касается Симоны де Бовуар, то духовный мир всегда привлекал ее сильнее, чем внешний, а потому она сразу и навсегда сделала выбор в пользу литературы в самом высоком смысле этого слова. Когда Сартр безоглядно увлекся политической борьбой, де Бовуар не последовала за ним по этому тернистому пути, и на то имелись по меньшей мере две причины. Во-первых, жизнь научила ее тому, что никто не станет с должной серьезностью воспринимать политические выступления женщины.