Джон Дос Пассос. Манхэттен
Держа корзину, точно ночную посудину, в отставленных руках, сиделка открыла дверь в большую, сухую, жаркую комнату с зелеными выцветшими стенами. В воздухе, пропитанном запахом спирта и йодоформа, дрожал мучительный, слабый, унылый крик. Он доносился из ряда корзин, висевших вдоль стены. Поставив свою корзину на пол, поджав губы, сиделка заглянула в нее. Новорожденный ребенок слабо копошился в вате, точно комок земляных червей.
– Скажите-ка, приятель, как далеко от пристани до города? – спросил он молодого человека в соломенной шляпе и полосатом галстуке, стоявшего рядом с ним. Молодой человек перевел глаза с изношенных башмаков Бэда на красные кисти рук, свисавшие из потертых рукавов куртки, потом на пергаментную, индюшечью шею и встретил напряженный взгляд из-под изломанного козырька. – Зависит от того, в какое место города вам нужно. – Мне нужно на Бродвей, в центр – туда, где можно достать работу. – Пройдите один квартал на восток, сверните на Бродвей, прогуляйтесь как следует – может, что и найдете. – Благодарю вас, сэр. Так и сделаю. Скрипач обходил толпу с протянутой шляпой, ветер развевал пряди седых волос на его жалкой плешивой голове. Бэд увидел склоненное к нему лицо; глаза, точно две черные шпильки, пронизывали его. – Нет ничего, – сказал он грубо и отвернулся, глядя на реку, сверкавшую, как лезвие ножа. Гнилые сваи гнезда затрещали, когда паром стукнулся о них; загрохотали цепи, и толпа вынесла Бэда на берег. Он протиснулся между двумя вагонами с углем и вышел на пыльную улицу. Его колени дрожали. Он глубоко засунул руки в карманы. На улице стоял фургон-ресторан. Он неуклюже сел на вращающийся стул и долго просматривал меню. – Яичницу и чашку кофе. – Перевернуть? – спросил рыжий буфетчик; он стоял за прилавком и вытирал передником мясистые, веснушчатые руки. Бэд Корпнинг вздрогнул и выпрямился. – Что? – Я говорю – яйца перевернуть или вам простую глазунью? – Да, конечно, переверните. – Бэд снова склонился над прилавком, обхватив голову руками. – Видать, здорово устали, приятель, – сказал буфетчик, выпуская яйца в шипящий жир сковороды. – Я не здешний. Сегодня утром я прошел пятнадцать миль. Буфетчик свистнул сквозь зубы. – Пришли в город искать работу, а? Бэд кивнул. Буфетчик шлепнул шипящую, подрумяненную яичницу на тарелку и пододвинул ее Бэду вместе с хлебом и маслом. – Я вам кое-что посоветую, приятель. Совет даровой. Побрейтесь-ка, постригитесь и стряхните солому с платья, раньше чем отправитесь искать работу. Легче найдете. Тут с этим очень считаются. – Я хороший работник, – промычал Бэд с набитым ртом. – Да я так просто, – сказал рыжий буфетчик и отвернулся к плите.
– Скажите, пожалуйста, как чувствует себя миссис Тэтчер? – Поднимитесь наверх. – А все ли благополучно, мисс? – Все узнаете у сиделки. Лестница налево, третий этаж, родильная палата. Эд Тэтчер держал букет цветов, завернутый в зеленую восковую бумагу. Широкие ступеньки уходили у него из-под ног, он стукался носками сапог о медные палки, стягивавшие фибровую дорожку. Где-то захлопнулась дверь и оборвала придушенный крик. Он остановил проходившую сиделку. – Я хотел бы видеть миссис Тэтчер. – Идите, если вы знаете, где она. – Ее куда-то перенесли. – Тогда спросите у конторки в конце приемной. Он закусил похолодевшие губы. В конце приемной краснолицая женщина смотрела на него, улыбаясь. |
