К концу недели у Оливера будет все, над чем он так старательно работал. Да, все, к чему он прикасался, чем обладал, все, что находилось вокруг него, было редким, прекрасным и дорогим, но ничто из этого не могло сравниться с сокровищем, находящимся в его спальне, самой изысканной драгоценностью в его королевстве. Оливер почувствовал, как его клыки удлинились в предвкушении от этой мысли. Он поднялся по винтовой лестнице, которая вела в его спальню, и открыл массивные стальные двери, такие же были установлены в офисе Венаторов — осторожность никогда не помешает. Занавески были задернуты, и в комнате было прохладно, как в склепе, настоящее вампирье логово. Мальчиком ему нравилось просыпаться от лучей солнца, но не теперь. Он открыл более приятные способы пробуждения. И вот она, лежащая в середине сделанной на заказ огромной кровати, спрятанная под одеялами, длинные спутанные локоны ее солнечно-светлых волос были самой яркой вещью в комнате. Серафина Чейз.

Финн.

Его фамильяр.

Его смертная возлюбленная.

Оливер скинул халат и скользнул в постель, обнимая ее и утыкаясь носом в ее шею.

— Ммм, — пробормотала Финн, ее голос был хриплым от сна, лицо повернуто к подушке. — Ты капаешь воду на меня.

Его волосы были все еще мокрыми после бассейна, и завитки волос оставляли след на ее мягкой коже. Десять лет прошло с их первой встречи, а он до сих пор в благоговении от её красоты, от сияющей непорочной доброты её души.

— Нет, ты все еще спишь.

Он передвинулся так, что быть над ней, и она повернулась вместе с ним.

— Ммм, — пробормотала она. — Чудесный сон. — Она начала поворачиваться к нему, но он остановил её.

— Не двигайся, — сказал он прижав ее руки к бокам.

— Извращенец, — пробормотала она.

— Не моя вина, что тебе сняться извращенные сны, — сказал Оливер, когда стянул простыни, упавшие с ее тела.

— Не будь так уверен, — промурлыкала она. На ней была одета тончайшая комбинация, облако шёлка из Парижа, которая стоила больше, чем полный гардероб большинства людей, и он нетерпеливо стянул её, чтобы они были кожа к коже. Это был его любимый способ начать свой день, когда она еще в полусне, когда она предпочитает не знать, что происходит, хотя она все равно готова для него.

Она выгнула спину, как если бы знала, что произойдет.

Потому что так оно и было.

Он больше не мог ждать, и, сильнее прижав её руки к кровати, он одновременно ворвался в ее тело и вонзил клыки в ее шею, все его естество ожило и затрепетало от наслаждения, пока он совершал Священный поцелуй. Он знал все о ней: каждое воспоминание, каждую эмоцию, каждое желание, каждое разочарование. Это передавалось через кровь, когда он пил ее. То, что он чувствовал к ней, было за пределами любви, за пределами чувств — они были одной душой в двух телах. Он был её, а она его. У них не было секретов между собой.

Она вздохнула, задрожала, застонала, и, когда он кончил, то скатился с нее удовлетворенным. Простыни между ними были красными от крови, как будто это было место преступления. Слава Богу, что есть исполнительные экономки, которые никогда не задают вопросов. Спасибо Богу за очень многое, подумал он, закрывая глаза.

— Добавить сахар в твою овсянку? — спросила Финн час спустя, когда они уже были одеты и завтракали на террасе с видом на парк.

Оливер до сих пор представлял ее нагое тело под шелком и льном, и ему было интересно, думает ли она то же самое о нем.

— Да, спасибо, — сказал он, снова восторгаясь её классической, сдержанной красотой, от длинной, стройной шеи до грациозных рук.