|
— Прошу… скажите мне, что нужно делать. Я на самом деле хочу. Это значит, что я убеждена, что это имеет какую-то связь с опухолью, и я хочу знать, что же это на самом деле. — Хорошо, Карен, — я кивнул головой. — Так вот, тебе следует сделать так. Сегодня вечером ты ляжешь спать, как обычно, и если у тебя снова будет тот же сон, то попробуй запомнить столько подробностей — физических подробностей — сколько сможешь. Оглянись по сторонам, по острову, может, найдешь какие-то характерные особенности. Когда же дойдешь до реки, постарайся запомнить очертания береговой линии. Если есть какой-нибудь залив или что-то такое, попробуй сохранить в памяти форму залива. Если есть что-то на другом берегу, пристань, гора, что бы там ни было, запомни это. И еще одно и очень важное: постарайся присмотреться к флагу на корабле. Выучи его. Потом, как только проснешься, запиши все это подробно, как только сможешь, и со столькими рисунками, сколько тебе удастся. Все, что ты видела. Эти записки принеси мне. Она затушила окурок в пепельнице. — Я должна быть в госпитале в восемь утра. — В каком госпитале? — Сестер Иерусалимских. — Хорошо. Послушай, поскольку это очень существенно, я зайду туда. Можешь оставить эти записки для меня в гардеробе. Что скажешь? — Мистер Эрскин… Гарри, это великолепно. Впервые я чувствую, что мы до чего-то доходим. Я подошел к ней и пожал ей руку. По-своему она была красивой девушкой. Если бы я не был настолько профессионалом, относящимся к клиентам только профессионально, и если бы она не шла завтра в госпиталь, наверняка я бы пригласил ее на ужин, на дружескую поездку на моем кугуаре, а в конце опять в оккультный центр Эрскина на ночь неземных удовольствий. — Сколько я вам должна? — спросила она, рассеивая мечты. — Заплатишь на будущей неделе, — ответил я. Это всегда улучшает настроение людей, направляющихся в госпиталь, когда их просят, чтобы они платили после операции. У них неожиданно появляется надежда, что они ее переживут. — Хорошо, Гарри. Большое спасибо, — сказала она и встала, чтобы выйти. — Не обидишься, если я не буду провожать тебя до лифта? — спросил я, для объяснения помахивая своим зеленым мешком. — Понимаешь, соседи. Они думают, что я псих или еще что-то похуже. Она улыбнулась и вышла, пожелав мне спокойной ночи. Интересно, действительно ли она будет спокойной, подумал я. Я сел в кресло и задумался. Что-то мне во всем этом не нравилось. Обычно, когда клиенты влетают в мое жилище, чтобы, дрожа от эмоций, рассказать мне свои сны, то это обычные банальные истории в цвете, говорящие о фрустрации в области секса и эротическом неудовлетворении. Например, кто-то идет на прием к Вандербильдтам и неожиданно осознает, что его трусы находятся ниже колен. Рассказывали мне сны и о полетах и сны об обжираловке, сны о несчастных случаях и о неизвестных страхах. Но ни один из них не имел этой ужасающей фотографической точности и четкости, такой логической последовательности, как сон Карен Тэнди. Я поднял трубку и набрал номер. — Алло, — заговорил голос пожилой дамы. — Кто говорит? — Миссис Карманн, это Гарри Эрскин. Извините, что беспокою вас так поздно. — Ох, мистер Эрскин. Как мне приятно вас услышать. Я была в ванне, знаете ли, но теперь я уже одела халат. — Мне крайне неприятно, миссис Карманн. Не соизволите ли ответить на один вопрос? Она захихикала. — Если только он не будет слишком личным, мистер Эрскин. — Наверное, нет, миссис Карманн. Не припомните ли вы свой сон, о котором вы рассказывали мне два или три месяца назад? — Какой сон, мистер Эрскин? Тот, о моем муже? — Точно. |
