— Андрюша, а как вы заказные убийства раскрываете?

Синцов задумчиво посмотрел на меня сквозь бокал.

— Как-как… Там хоть труп есть, от которого плясать можно. Личность, про которую можно все узнать — враги там, друзья, скользкие темы… А если человек пропал, и все тут? От чего тогда плясать?

— От того же самого. У тебя есть такая же личность с врагами и скользкими темами, — пожала я плечами.

— Ну ты сравнила! Для начала — по потеряшке я даже не знаю, убит человек или сам гасится. Потом, если человека застрелили или подорвали, я даже по стилю убийства могу вычислить исполнителей. Ну, и свидетели иногда бывают. А по потеряшке?

— Но ведь есть кто-то, кто видел его в последний раз? Вот от этого и пляши.

— Эх, Маша, — положил мне руку на плечо Горчаков, — вечно ты все идеализируешь. А если к тебе дело попадет через полгода после того, как человек пропал? Каких ты свидетелей найдешь?

— Как это через полгода? — удивилась Лена Горчакова. — А как же?..

— А вот так, — ее супруг повернулся к ней. — Столько лет замужем за следователем, пора бы знать суровую правду жизни. Представь, что некому человека хватиться. Через три месяца кто-нибудь случайно заметит, что чувак пропал, пойдут в милицию, милиция будет еще пару месяцев голову морочить, что потеряшка вовсе не потерялся, а завис у бабы, например.

Лена вздохнула:

— Взял и оставил меня без идеалов. А я-то думала, что все тут же бросятся искать человека.

Горчаков обнял жену.

— Кто ж тебе бросится? Если только Машка. Но она одна. А в России каждый год пропадает больше двадцати пяти тысяч человек.

Лена Горчакова повернулась ко мне.

— Маша, но ведь из них, может, полпроцента убегают от жен или прячутся от кредиторов. Ну, может, еще кто-то умер от инфаркта на улице, а документов при себе не было… А остальных-то наверняка убили?

Я кивнула.

— И до всех этих убийств никому нет дела?

— Ну почему же, — Горчаков поцеловал ее в щечку, — вот тебе и Машке дело есть.

— Отстань, — Лена отпихнула тяжелого Горчакова, дышавшего ей в ухо коньячным ароматом, и с надеждой обратила взор в мою сторону.

Я вздохнула.

— Понятно, почему никто не хочет возбуждать дела по потеряшкам: это почти стопроцентный глухарь. Хорошо, если через полгода труп всплывет в какой-нибудь речушке и, если к шее камень не привязан, то дело тихо прекратят. А с чего бы он туда нырнул, в куртке и сапогах, это уже другой вопрос.

— Маша, — Лена Горчакова никак не могла успокоиться, видимо, это мартини бьянко так подействовало, — наверняка есть какие-то методические рекомендации, как такие дела расследовать…

При словах «методические рекомендации» представители прокуратуры и уголовного розыска зашлись в тихом алкогольном смехе. К ним присоединились эксперты. Все начали переглядываться, пихаться локтями, отпускать какие-то скабрезные шуточки, и мне стало обидно за методические рекомендации: бывало, что я вычитывала из них кое-что дельное.

— Ладно вам глумиться, — сказала я этому сборищу типов, у которых не было ничего святого. — Потеряшки ничем не хуже других дел. Просто по ним возни больше. А если взяться как следует…

Они перестали гнусно хихикать и уставились на меня. Возникла пауза. Потом Лешка прогундосил:

— Ты продолжай, продолжай, приятно слушать. Значит, если взяться как следует…

— Да, представь! — меня тоже занесло. — Человек не может пропасть бесследно.