Я изо всех сил проявляла гибкость, только чтобы Ермилов не понял, что я откровенно издеваюсь над ним.

— Не нужно? — вытаращила я глаза. — А я думала, что раскрытие нужно по каждому делу.

— В конце концов, им виднее, — сказал Ермилов, указав пальцем на потолок.

— А почему?

— Ну, есть какие-то политические соображения, — он покрутил рукой в воздухе, — там порешали все, на мое руководство выходили генералы из главка…

Он откинулся в кресле, давая понять, что и так слишком много сказал.

Из кабинета следователя по особо важным делам Ермилова я вышла, так и не получив ответа на криминалистические вопросы. Но зато получила ответ на политический вопрос: кто управлял расследованием. Было понятно, что Ермилова, как куклу, дергали за веревочки сотрудники ОРБ, умело направлявшие его активность в нужное русло. А поскольку в данном следователе чинопочитание развитое сверх меры, достаточно послушать, с каким придыханием он произносит словосочетание «мое руководство», опера, судя по всему — не дураки, не впрямую ему это сказали, а зашли на него как раз со стороны руководства. Их генералы, как Ермилов выразился, позвонили начальникам в следственную часть (а может, встретились в непринужденной обстановке) и намекнули, что из высших политических соображений не надо пока тревожить осиное гнездо. Без сомнения, Ермилов старательно допросил тех, кто нужен был этим ОРБ-шникам, и не добрался до тех, чьи показания были тем же персонажам совершенно не нужны. И вообще послушно не совал нос дальше, чем требовалось по политическим соображениям.

Выводы из всей этой печальной ситуации были такие: во-первых, мне придется проводить все расследование заново. Если некие оперативники формировали список лиц, подлежавших допросу, то почему не допустить, что они же влияли и на существо показаний? И во-вторых — не эти ли оперативники засветились в истории со стриптизершей? Фамилии этих оперов — Спивак и Захаров — я выудила у Ермилова, в момент, когда он утратил бдительность и упивался собственным величием.

Но какой осел! Подумать только, дистанция выстрела его не интересует!

Сев к Кораблеву в машину, я назвала ему фамилии Спивака и Захарова. Кораблев, глядя прямо перед собой, состроил такую гримасу, которая вполне заменила мне личные дела этих сотрудников.

— А они-то на похоронах были? — спросила я.

— В первых рядах, — ответил Ленька, выруливая из двора городской прокуратуры. — Только я не пойму, чьи они — то ли Нагорного ребята, то ли прямо у Карапуза из рук ели.

— Уж, во всяком случае, не Костины. Не Бородинского.

— Ах, он вам уже Костя, — хмыкнул Кораблев, правда, вполне по-доброму.

Не ответив на подколку, я вспомнила, что во время беседы со следователем меня мучил один вопрос: Кораблев работал по исчезновению Нагорного с самого начала, выполнял поручения следователя, задерживал охранника; пропавшего Валерия Витальевича, искал свидетелей. Но господин Ермилов ни разу не упомянул УБОП и Кораблева лично, зато ссылался на каких-то сотрудников ОРБ, которые якобы обеспечивали оперативное сопровождение и даже получили от него ключи от квартиры, Нагорного, кои у них и осели.

— Леня, а как делятся полномочия между ОРБ и УБОПом? Раньше был один РУОП, и все было понятно. А теперь наплодили структур, я их путаю все время.

Кораблев хмыкнул.

— УБОП работает только по Санкт-Петербургу. А ОРБ — по всему Северо-Западу, у нас отделы специализируются по предметам — поя лидерам организованных преступных сообществ, по экономической организованной преступности и так далее, а их работа строится по зональному принципу. Весь Северо-Запад им подчиняется.

— А Псков — это Северо-Запад?

— Конечно.