5. Когда мы вернулись к случайности моей встречи с ними в Санкт‑Галлене, он рассмеялся и процитировал Честертона: «Совпадения – это духовная разновидность каламбура».

Он, как выяснилось, приехал в Швейцарию поправляться после инфаркта и, вероятно, останется здесь. Он работает над еще одной книгой – что‑то о вере и ее связи с мифом, старая его тема, – и совершенно доволен жизнью. Недурной улов; хотелось бы рассчитывать на успешную рыбалку и в будущем.

Айзенгрим напускает на себя королевские манеры. По всему видно, что хозяйка в доме Лизл, но он строит из себя блюстителя этикета. Когда они объявили перерыв в игре (вероятно, нужно несколько дней, чтобы завершить партию), он поднялся, и я с удивлением увидел, что Лизл и Рамзи поднялись тоже; их примеру последовал и я. Он пожал каждому из нас руку и пожелал спокойной ночи, будто коронованная особа, прощающаяся с придворными, прежде чем удалиться в опочивальню. Изображал он при этом: «сидите‑сколько‑вам‑угодно‑но‑Мы‑удаляемся‑на‑покой» – и явно не сомневался, что с его уходом настроение у собравшихся упадет.

Совсем нет. Всем, казалось, полегчало. Огромная библиотека (занавеси на окнах успели задернуть, отгородившись от ночного неба, горных вершин и нескольких огоньков далеко внизу) с его уходом стала почти уютной. Лизл достала виски, и я решил, что могу позволить себе пропустить один хороший стаканчик. Именно она заговорила о том, что не давало мне покоя:

– Уверяю вас, Дейви, в этом нет ничего умышленного. Конечно, когда мы встретились в книжной лавке, я поняла, что вы, наверно, сын того человека, который так драматически умер, когда Айзенгрим в последний раз был в Торонто, но я понятия не имела об обстоятельствах.

– Вы были вместе с ним в Торонто?

– Конечно. Мы давние деловые партнеры и коллеги. Я его менеджер или импресарио – называйте как угодно. В программах я выступаю под другим именем, но уверяю вас, мое присутствие на сцене очень заметно. Я – голос Медной головы.

– Значит, это вы дали тот необычный ответ на мой вопрос?

– О каком вопросе вы говорите?

– Вы не помните то субботнее представление, когда кто‑то выкрикнул: «Кто убил Боя Стонтона?»

– Прекрасно помню. Вы, наверно, догадываетесь, что это было довольно неожиданно. Обычно мы кое‑что знаем о вопросах, на которые Голове, возможно, придется отвечать. Так это был ваш вопрос?

– Да. Но я не услышал вашего ответа целиком.

– Да, в зале поднялся шум. Наш бедняга Рамзи стоял сзади в верхней ложе, и вот тогда‑то у него и случился инфаркт. Думаю, многих перепугало его падение. Конечно, были и такие, кто счел, что это – часть представления. Ночка была запоминающаяся.

– Но вы помните, что вы тогда сказали?

– Слово в слово. Я сказала: «Его убили те же, что и всегда, персонажи жизненной драмы: во‑первых, он сам, а еще – женщина, которую он знал, женщина, которой он не знал, мужчина, исполнивший самое заветное его желание, и неизбежный пятый, хранитель его совести и хранитель камня».

– Полагаю, что имею все основания попросить вас объяснить эту шараду.

– Конечно, имеете. И надеюсь, вы получите ответ, который вас удовлетворит. Но не сегодня. Дорогой Рамзи что‑то бледноват, надо бы проводить его в постель. Но времени у вас много. Вы наверняка позаботитесь о том, чтобы мы вернулись к этой теме.

Чем я и должен был удовольствоваться, по крайней мере до завтра.

21 дек., вс.:  Сегодня утром Лизл устроила мне экскурсию по дому, который был построен в 1824 году каким‑то ее предком, сколотившим состояние на производстве часов.