Изменить размер шрифта - +
Она стала называть их Черный и Синий – по цвету шапочек. Синий был страшный. Черный тоже, но все-таки не настолько.

Утром она сказала, что на расшифровку, возможно, понадобится несколько дней. А может быть, и больше. Синий начал грязно ругаться, но Черный остановил его и вышел – Тошка не сомневалась, что позвонить. Так оно и было. Черный вернулся и спросил, что ей нужно для работы. И еще добавил, что ей заплатят и она может не бояться. В ее же интересах быстрее разобрать, что написано на листке.

«О да, заплатят!» В том, чем именно с ней будут расплачиваться, у Тошка не сомневалась с той минуты, как увидела послание Макса и поняла, что это такое. Было всего два варианта происходящего – и оба приводили к одному и тому же итогу.

Первый вариант такой: листок у Арефьева отобрали либо украли. Эти идиоты не понимают, что он написал, и хотят лишь одного – как можно быстрее расшифровать «квадрат». Значит, от Тошки требуется тянуть время и ждать, пока за ней придет Максим, который должен увидеть послание на стене. Если бандиты устанут ждать или найдут другого шифровальщика, они убьют ее.

Второй вариант Тошка почти не обдумывала. Эта вероятность подразумевала, что бандиты убили Макса – зачем им нужен конкурент в поисках клада? Однако сами расшифровать ничего не смогли, и потому захватили ее, Тошку, чтобы она помогла им. Как только она сделает это, ее убьют.

«Итак, результат в обоих случаях для меня один и тот же».

Математическая сторона Тошкиного ума говорила, что вероятность первого варианта близка к нулю. Тошка изо всех сил старалась заглушить этот голос, но он был неумолим. «Зачем красть то, смысла чего не понимаешь? Нет, они знали, что это такое. Они знали, что Макс пишет записки самому себе. А если ты все же права, и шифр украден, то Максим никогда не найдет твое послание, написанное от отчаяния. Он не попадет к тебе в квартиру. А те, кто попадет, не обратят на него внимания. Даже папа».

Тошка начинала напевать себе под нос, чтобы не слышать этого логичного голоса, не давать ему продолжать. Это были ее собственные мысли – и она не хотела их думать.

Вторая сторона, та, что отвечала за синих бегемотов с крыльями, работала вовсю: подсовывала подходящие случаю маленькие заклинания, вытаскивая их из закоулочков памяти. Этот голос почти неслышно твердил одно и то же: ты ничего не можешь знать наверняка, тебе нужно спастись, тяни время и не думай ни о чем. Жизнь богаче твоих математических расчетов – иначе как объяснить, что вовремя сказанные слова могут помочь тебе вызвать троллейбус? Вот то-то же.

Тошка прислушивалась ко второму голосу и чертила абракадабру в тетради, чтобы охранники думали, будто она работает.

О том, что она верит в детские заклинания и придумывает их сама, знали многие, но только двое относились к этому серьезно: папа и Максим. Папа, когда Тошка была еще маленькой, как-то раз объяснил, что она использует очень сильное самовнушение – проще говоря, убеждает саму себя в чем-то.

– А почему тогда троллейбус приходит, если я три раза скажу: «рогатый-рогатый-приезжай-до-хаты-ты-с-рогами-не-свинья-а-где-хата-там-и-я» и крутанусь на носках? – спросила папу Тошка. – Значит, я его тоже убеждаю?

Папа не сразу нашелся, что ответить, но потом заговорил о том, что по теории вероятности… троллейбус… через определенные промежутки времени… Тошка вежливо послушала, хмыкнула и осталась при своем мнении.

Ее мир населяли существа – преимущественно доброжелательные, – главным назначением которых было защищать маленькую Тошку от разных пакостей. В одном взрослом фильме, который ей очень нравился, Тошка услышала чудесную песню. «Никого не будет в доме, – пел негромкий, чуть грустный голос, – кроме сумерек, один зимний день в сквозном проеме незадернутых гардин».

Быстрый переход