Но не везти же сырье и готовые наркотики в родные края через полстраны, сквозь кордоны линейной милиции и ГАИ, где нынче завели специально натренированных спаниэлей, которые "на лапу" не берут вовсе. А дома своя мафия - с конкурентами не будут церемониться. Дома вообще все сложнее. Попробуй там пошалить так, как в деревенской России, - только тебя и видели.
Нужен был рынок сбыта здесь и сейчас. А значит, в первую очередь, потребитель. Подростки садились на иглу моментально. Чем моложе, тем быстрее. Еще быстрее - совсем молоденькие девчонки. С иглы ложились в постель по первому требованию. Особенно если непокорной давали денек посидеть "на кумаре". Когда девчонка надоедала, ее отправляли "на заработки"...
В лагерь труда и отдыха в "Зарю коммунизма" текстильный техникум продолжал выезжать по давно укоренившейся традиции. Как бы ни приходилось туго в колхозе, скучно там не бывало никогда. Компенсацией за прозаическую дневную борьбу за остатки урожая служили прохладные сельские вечера, дурманящий запах листвы, речная свежесть. Прокуренному клубу девушки предпочитали посиделки в своем кругу, не чураясь двух-трех глотков желтоватого местного самогона, который служил как бы неотъемлемым атрибутом местной романтики. Девушки обычно держались стайками, и даже за "атрибутом" к местному шинкарю ходили вместе, а то и в сопровождении преподавательниц, которым, как известно, так же не чуждо ничто человеческое.
После обеда из третьего отряда исчезла Лариса Минеева - высокая белокурая девушка с не по возрасту развитыми формами и спортивной осанкой. Куда она направилась, никто из подруг не заметил. Впрочем, как они знали, у девушки была довольно веская причина отлучиться: накануне она получила письмо от парня, с которым, как принято выражаться, "ходила". Что было в письме подробно никто не знал, но, судя по всему, отношения этой пары близились к завершению, а Лариса по складу своего характера считала, что последнюю точку обязана поставить сама.
Лагерному начальству об этой версии сообщили; тем не менее в Москву отрядили гонца. Но и дома девушки не оказалось. Вечером в столовой, сидя в полумраке, подруги с живым интересом обсуждали романтические подробности происшедшего.
- А что, девы, - внезапно сказала худенькая темноволосая Саша Абуталибова - вечный "хвостик" Ларисы, - вдруг сейчас дверь откроется, кто-то войдет и - представляете! - бросит на стол отрезанную голову Лариски?
Двое девчонок прыснули, а третья, такая же трусиха, как и Саша, съежилась и подумала - с чего бы это Сашка несет такую чушь? После этого разговор увял, и все довольно скоро разошлись спать.
В палате Саша вдруг захотела перебраться со своей койки у окна на пустующую Ларисину кровать у двери. "Дует, девочки, - нету сил!" Вообще в тот вечер, как все потом припомнили, она была какая-то взвинченная и растерянная.
Ранним утром неподалеку от лагеря в перелеске обнаружили обезглавленный труп девушки со следами садистских надругательств. Но самое жуткое - практически вся кожа с трупа была снята.
Все, кто был способен передвигаться в райотделе, выехали на прочесывание. Прибыло подкрепление и от соседей. Рассыпавшись редкой цепочкой, в глубоком молчании, начали двигаться по неровной, изрезанной мелкими овражками местности. Через час в шестистах метрах севернее наткнулись на голову девушки.
Иссиня-бледный, не выспавшийся, едва сдерживающий ярость Лобекидзе сейчас наверняка не стал бы обсуждать вероятность наличия у Саши Абуталибовой дара ясновидения. В помещении сельсовета, срочно превратившемся в импровизированный кабинет следователя, девочка, дрожа и запинаясь, рассказала следующее:
- Два дня назад, во вторник... пошли мы с Ларой на речку... ну, конечно, самовольно, тут же рядом... Познакомились там с парнем - высокий такой, худой... одет классно, нашего возраста, может, чуть старше. Чернявый, волосы волнистые, длинные - немного короче, чем у меня, - Саша нервно встряхнула головой, запустила пальцы в свою мальчишескую стрижку и внезапно, словно испугавшись чего-то, отдернула руку. |