Трижды меня вызывали в Москву, один раз при службе в горах и дважды на Украине. Все три раза были достаточно серьезными. В первый раз я искал 'Мосгаз', не официально кстати. Просто поиграл в следователя недельку и сообщил имя убийцы вышестоящему начальству, а там уже они сами играли. Тогда же, как раз наградной подоспел за пограничный конфликт и меня наградили первым боевым орденом. Во второй раз писал полный отчет о диверсионных группах, подготовленных для действий в горах, в лесу или степи. Доклад шел председателю КГБ. Ну а в третий раз меня вызывали, чтобы наградить второй 'Красной Звездой' за действия подразделения на Украине. Было за что.

У отца из наград были две 'Красных Звезды', орден 'Отечественной войны' и медаль 'За Отвагу'. У меня же также две 'Звездочки' и 'Отвага' — еще один орден и сравняемся. Кстати, родители о наградах ничего не знали, в газетах об этом не сообщалось, да и я не говорил.

Кроме этого я еще и в отпуск катался, заодно сдавая рукописи, хотя зачастую отправлял их просто по почте.

Вздохнув, отгоняя от себя воспоминания, я задумался о причинах, почему тетка Марины не сообщила о её гибели моим родителям. Может, тех не было дома? За последнее три года у родителей сложилась традиция брать отпуск, еще один месяц за свой счет и проводить их в Сочи у прабабушки.

Однако Марина погибла три месяца назад, а родители уезжают в конце июня, редко в июле. А сейчас была середина июня тысяча девятьсот шестьдесят шестого года.

После того как я купил родителям дом и провел туда телефон, стало вполне возможно было хоть позвонить. Странная ситуация.

Да и торопился я, честно говоря. Помня все круги ада своих воспоминаний о детдоме, я спешил в Харьков. Ведь дочки у меня были полностью домашними девочками, поэтому я и собирался если что достаточно жестко вырвать их из рук воспитателей, даже если эти воспитатели начнут умирать. Я твердо соответствовал тех воспитателей из будущего с этим временем, хотя давно уже понял, что этого делать не надо. Мир другой… добрее что ли?

— Садимся, готовься! — крикнул борттехник и отстегнулся, после чего вышел из салона.

Анна Викторовна вышла с кухни и грустно покачала головой. Не так давно поступившие в детдом трёхлетние девочки-близнецы все никак не могли поверить, что они останутся тут навсегда. Чуда удочерения пока было мало. Анна Викторовна была опытным работником детдома, занимаясь брошенными и никому не нужными детьми на протяжении вот уже шестнадцати лет, и доверяла своему опыту. Скорее всего они никогда не увидят своего отца, однако, девочки с удивительным упорством продолжали по очереди дежурить у окна, наблюдая за входной калиткой у въездных ворот. В их взгляде было столько надежды, что пробирало даже воспитателей.

Подойдя к трехлетней крохе, которая стояла на цыпочках на спинке лавки и смотрела во двор, Анна Викторовна сказала:

— Максим. Сейчас будет полдник, пойдём я тебя провожу.

— Нет, — упрямо насупилась девочка.

Анна Викторовна снова печально вздохнула. Она уже знала, что если взять ребенка на руки, то она не будет вырываться и кричать, не было у близнецов такой привычки, просто чуть позже снова вернётся на свое место наблюдения. Раньше девочек постоянно путали из-за одинаковой одежды, наверное разобрать кто-где могла только их погибшая мать, но после того как их стали одевать в разную одежду, проблем с опознанием больше не возникало. Сами сёстры были красивыми девочками с большими карими глазами и каштановыми волосами.

Погладив Максим по голове, отчего одна из косичек сползла с плеча, старшая повариха направилась в группу, где находились дети после игр во дворе детдома.

'Это же надо было назвать девочку мальчишеским именем, — сердито подумала повариха, — что это за имя Максимилиана? Вот Александра или Евгения еще куда ни шло, а Максимилиана откуда взялось?'

Когда Анна Викторовна снова вышла в коридор, одинокая детская фигурка продолжала стоять в ожидании у окна.