Бобренок сообразил, что допустил ошибку, и дал задний ход:

— Но бывает ведь и такое: нет ничего конкретного, то есть прямых доказательств, однако косвенные свидетельствуют...

— Не возьму грех на душу, мы с этого Вовчика сами глаз не спускаем. При немцах он машинистом был, теперь помощником, работает вроде нормально.

Бобренок хотел объяснить, что вражеские агенты, как правило, все работают хорошо, знают, что завоевать доверие у нас можно лишь добросовестным трудом, однако воздержался: не было времени на долгие разговоры, каждая минута на счету, и, кто знает, может, именно сейчас Вовчик передает информацию связному, чтобы вечером гитлеровский радист вышел в эфир с шифровкой о передвижении через Стрыйский железнодорожный узел эшелона с новенькими Т-34.

— Так, — сказал сухо, — прошу дальше.

— А дальше — Хвостяк. Петр Петрович Хвостяк, токарь деповский, нас уже расспрашивали о нем, да ничего о Хвостяке мы вашим товарищам сказать не могли. Зачем говорить, если доказательств нет? Вам первому признаюсь: есть подозрение, стучал он фашистам на нас, и кроемся мы от него давно. Женщины говорили: Хвостяк во время оккупации по ночам что-то домой корзинами носил, вероятно, продукты. Думаю, так оно и было, времена ведь голодные, а, он всегда откормленный. И кое-кто замечал, он с начальником депо спелся, тот иногда вызывал Хвостяка к себе, нечасто, конечно, но все же в глаза бросалось.

— Проверим, — и на этот раз пообещал Бобренок.

— Третий — Иванцив Николай Михайлович. Машинист. Пожилой уже, в Стрыю живет, а все родственники в пригороде. Сыновья его куда-то исчезли, трое сыновей, при немцах двое полицаями служили, третий еще раньше куда-то делся, люди говорят, на фашистов работает. Этот Иванцив — кулак, он за копейку глотку перегрызет, жена овощами торгует, дом — два этажа, такому при любой власти неплохо живется. Сыновья небось с немцами ушли, а может, в лесах поблизости где-то крутятся. Все может быть, однако и оговорить могу этого человека, простите, но не люблю его, вот уже и наклепал на него, нехорошо это.

— Бросьте, — резко оборвал Будашика майор, — не до извинений тут, и мы благодарны вам.

— Еще раз прошу, проверьте внимательно... У вас все? А то там паровоз стоит, он без меня не выйдет.

Бобренок крепко пожал слесарю руку, ощутив сильную и огрубевшую его ладонь, посмотрел Будашику вслед и увидел: комендант что-то записывает на чистом листке бумаги.

— За всеми этими типами — надзор, — обратился он к коменданту. — Сможете организовать?

— Конечно.

— Связи... — сказал Толкунов. — Особенно — их связи. А если ни с кем не общаются, то ничего и не делают...

— Ага, я понимаю это, — кивнул комендант.

— Вызовите, капитан, коменданта города, — попросил Бобренок. Тот закрутил ручку телефонного аппарата, а майор стоял и думал: возможно, никто из троих, названных Будашиком, не имеет отношения к переданной в эфир шифровке: вполне вероятно, на отрезке железной дороги Львов — Стрый, может, и дальше, до Сколе, действует мобильная группа гитлеровских агентов, не задерживающаяся долго на одном месте. Не исключено, что следующее сообщение будет передано из Дрогобыча или Самбора, кто его знает откуда, скорее всего, снова из Львова, там на железнодорожном узле можно разведать все, надо только иметь надежных информаторов.

Сейчас они с Толкуновым ищут шпионов в Стрые. Вон какую деятельность развернули, а тут уже небось давно нет ни одного агента, и все усилия, извините, коту под хвост.

Эти невеселые раздумья майора прервал комендант. Подал Бобренку трубку, сообщив:

— Подполковник Козлов на проводе.