— Да.

— Но ведь ваш курень, насколько мне известно, уничтожен энкавэдистами? И никто, кроме вас, не вырвался из окружения?

— Не совсем так. Вместе со мной вышли еще двое стрелков.

— И этот Гимназист среди них?

— Нет.

— А где же он был?

— Оставил курень еще до того боя.

— Как это — оставил? — насторожился Гаркуша.

— По моему приказу.

— И где все время шатался?

Сорока хотел рассказать о приключениях Гимназиста, но заскрипела дверь, и здоровяк в пижамных штанах и расстегнутой рубахе, из-под которой выпирала поросшая волосами грудь, принес поднос с кофейником и чашками. Он держал его на трех растопыренных пальцах, словно не чувствуя никакой тяжести, нес, забавляясь, и ловко поставил поднос на стол, покрытый пестрой скатертью с бахромой.

Сороке надоело стоять перед Гаркушей, с облегчением взял чашку и устроился за столом, а майору, видно, расхотелось кофе, он, обернувшись к верзиле, бросил свирепо:

— Как тебе нравится, Федор, нам уже кадры начали подбирать... Помощников, понимаешь?..

Федор поиграл выпуклыми бицепсами на руках. Ответил спокойно:

— Но ведь, я слышал, его рекомендует сам святой отец Василий!

— Ну-ну... — неопределенно протянул Гаркуша. — Так рассказывайте, уважаемый пан Палкив.

Сорока проглотил и эту пилюлю — ничего, когда-нибудь он поквитается с этим нахально-самоуверенным типом, нацепившим погоны майора. Однако заискивающие нотки явно звучали в его тоне.

— Конечно, вы можете иметь свое мнение, но Гимназист — хлопец надежный. Зовут Юрком Штунем, тут, во Львове, кончал гимназию. Отец Василий рекомендовал его мне. А потом поступил приказ послать на Волынь десяток стрелков, чтобы встретить таких, как и вы, то есть агентов. Я послал сотника Муху с Гимназистом. Получил сведения, что задание выполнили (та группа работает в районе Ковеля), а Гимназист угодил в облаву. Потом его взяли в армию, но он удрал и пробрался во Львов.

Гаркуша переглянулся с Федором.

— Та-ак, — сказал без энтузиазма, — удрал, говорите?

— Я разговаривал со святым отцом, — ответил Сорока. — Тот посылал служанку в село под Куликовом, где Гимназист ночевал перед тем, как попал во Львов. Порядок: старая проныра все разнюхала.

— А раньше? — спросил Гаркуша.

— Что — раньше?

— Раньше, спрашиваю, где ночевал?

— Не можем мы все проверить.

— Само собой, не можете...

— Я считаю, Гимназиста надо привлечь. Я ему документы моего племянника отдал. Настоящие документы, вот и устроится, где прикажете.

— Подождите, — оборвал Сороку Гаркуша, — и где этот Гимназист? Сейчас?

— Как где? У меня, конечно.

— В вашей квартире?

— Так мой же племянник... Имею две комнаты... Почему же одну не уступить?

Гаркуша вдруг резко отодвинул поднос, так, что кофе из чашек пролился.

— Вы или дурак, Палкив, — крикнул он, — или типичный предатель! Представляете, что наделали?

Сорока побледнел, но ответил с достоинством:

— Привлек в группу проверенного человека.

— Кто дал право? — с ненавистью выдохнул Гаркуша. — Кто уполномочил тебя?

— Но ведь, прошу я вас, отличный хлопец.

— Знаешь, сколько отличных хлопцев во Львове? И сколько среди них энкавэдистов?

— Скажете такое, я-то его знаю, да и отец Василий.