Инспектор как-то очень злорадно ухмыльнулся, смерив незадачливого водителя «БМВ» презрительным взглядом, и Николай вдруг понял, что искать тот проклятый «КамАЗ» милиция особенно и не будет — вину за аварию спишут на самого потерпевшего. Сам виноват — и делу конец. Все логично.

Николаю вдруг захотелось съездить по уху этому наглому менту, и он устало закрыл глаза, лишь бы не видеть его самодовольную рожу…

Странное чувство испытывают рядовые учителя, когда попадают в коридоры исполкомовских отделов народного образования — отсюда, из этого логова чиновников от учебы, исходит обычно все самое неприятное, что только есть в работе учителя: планы, программы, проверки, аттестации, комиссии… Наверное, похожее чувство испытывал знаменитый разведчик Исаев, он же Штирлиц, бродя по коридорам гестапо: повсюду — враги, но нужно делать вид; что это — коллеги.

После выхода на пенсию Пелагея Брониславовна надеялась навсегда вычеркнуть из своей жизни это мрачное здание, но теперь без визита к Антоненко, начальнику городского управления народного образования, ей не обойтись. Именно на него возлагала она свою последнюю надежду. Ведь он здесь — полновластный хозяин и авторитет, и только он сможет помочь ей разобраться во всем случившемся с ее Виталиком.

И тем не менее, поднимаясь по лестнице на третий этаж, Пелагея Брониславовна вновь испытала знакомое чувство неприязни к этому зданию и обитателям его многочисленных кабинетов.

— Я к Сергею Антоновичу, — с порога объявила она секретарше, входя в приемную начальника гуно. — Он на месте? Мне можно к нему пройти?

Бочком пробираясь к двери в кабинет начальника гуно, Кашицкая говорила быстро, без пауз между вопросами, как будто своей решимостью хотела подавить сопротивление секретарши и пробиться к заветной цели. Но секретарь у Антоненко была опытная и много повидавшая.

— Подождите, женщина!

Секретарша, как ужаленная, вскочила со своего места, готовая броситься на защиту дверей своего шефа, за которые вход был воспрещен.

— Вы по какому делу? Из какой школы? Или детского сада? Вам назначено?

— Я пенсионерка. Пришла по личному делу. Мне нужно обязательно с ним поговорить, — Кашицкая кивнула на дверь Антоненко, но уже не так настойчиво, как минуту назад. Решимость Пелагеи Брониславовны сильно ослабла при виде этого непоколебимого стража начальника гуно, и теперь вместо требовательного тона в ее голосе появились противные ей самой просительные нотки.

— Он сейчас сильно занят, — наоборот, будто набираясь сил, категорически заявила секретарша.

— А когда освободится?

Секретарша уже успела понять, что моральная победа ею одержана, что первая атака незваной посетительницы отбита, и теперь с чувством исполненного долга и восстановленного спокойствия снова опустилась на свой стул, и прежде чем ответить, с царственной небрежностью, не глядя шлепнула несколько раз по клавишам печатной машинки.

— Не знаю. У него очень важные дела, не терпящие отлагательств. А когда он освободится, Сергей Антонович мне что-то не докладывал, — чрезвычайно довольная своим ответом, она смерила Кашицкую уничтожающим взглядом.

В другое время, быть может, Пелагея Брониславовна завелась бы и уж как-нибудь сумела бы поставить зарвавшуюся молодку на место, но сегодня ее мысли и чувства были слишком заняты племянником, чтобы распыляться на подобные мелочи.

— Ничего, я подожду его здесь, в приемной. Можно? — робко спросила Кашицкая, кивая на стоящие вдоль стены рядком стулья.

— Пожалуйста, — милостиво разрешила секретарша.