– Отлично сказано, – одобрительно кивнул Мерри Рулз. – Просто отлично!

– Сказано, во всяком случае, от души!

– Да-да, очень хорошо, – повторил он, – однако недостаточно. Смерть генерала произвела настоящую революцию. Неужели вы не поняли этого сегодня вечером во время стычки капитана Байярделя и колониста Пленвиля? Да, это революция. Люди не только думают иначе, чем вчера, сами не понимая, как это возможно, но и будут требовать от преемника генерала определенных обязательств. И если в этой роли будет выступать женщина, то, какими бы ни были она, ее значимость, респектабельность, ум – словом, совокупность достоинств, вопреки всему, они станут доверять ей меньше, чем мужчине, и ей придется выдвигать энергичную программу в подкрепление собственному честолюбию…

– Я не честолюбива и требую лишь то, что принадлежит моему сыну. Я прошу разрешить мне распоряжаться нашим достоянием до совершеннолетия сына.

– Понимаю, мадам…

Мерри Рулз понурился. Он не рассчитывал застать Мари в таком настроении. Она не выглядела уставшей, как утверждала, и оказывала ему сопротивление.

Он поднял голову и взглянул на вдову: она держалась твердо, прекрасно владела собой, взирала на него с большим достоинством и без малейшего волнения.

Она шевельнулась, собираясь встать и тем дать понять, что она считает встречу оконченной. Майор поспешно схватил Мари за руку и вынудил ее остаться на месте.

– Я бы хотел, дорогая госпожа Дюпарке, чтобы вы уделили мне еще немного времени…

– Вы же знаете, как я устала, – возразила она, – прошу вас, поторопитесь.

Он продолжал тянуть ее за руку, ненастойчиво, но как-то картинно, и ей пришлось остаться на банкетке. Он не выпускал ее руки, теплой, гладкой, с утонченными кончиками пальцев, какие можно увидеть на полотнах некоторых итальянских мастеров, изображавших мадонн за молитвой. Ему доставляло огромное наслаждение их теребить, и так как Мари не выказывала неудовольствия, он осмелел:

– Возможно, мадам, вы забыли, о чем я говорил вам когда-то. Тогда вам был нужен покровитель, и я предложил вам себя. Однако вы искали временной защиты и, хотя подали мне тогда некоторую надежду, так никогда и не оказали мне чести, призвав на помощь, чему я был бы весьма рад… Тем не менее мое обещание остается в силе: я желал бы вас защищать.

– Очень мило с вашей стороны, – проговорила она, – я это запомню и при первом же случае к вам обращусь…

– Такая минута настала!.. Мари, позвольте мне предостеречь вас! Остерегайтесь советов, которые дают вам заинтересованные люди. Они умеют лишь извлекать пользу для себя…

– О ком вы?

– Сами знаете, – зашептал он. – Да, вы догадываетесь, кого я имею в виду!

– И все-таки уточните, майор, уточните, прошу вас!

– Думаете, побоюсь? Я говорю о шотландце, которого вы приютили у себя. Его присутствие здесь, в эти минуты траура, совершенно неуместно. Вы сами толкаете меня на откровенность, мадам. Подумали ли вы, что могут сказать о вашем поведении, видя, как сюда причалил и бросил якорь под вашей крышей иностранец на следующий же день после смерти генерала? Иностранец, о котором ходит, к сожалению, слишком много слухов, и не всегда, увы, это лишь подозрения!

– Не знаю, о каких подозрениях вы толкуете.