Байярдель яростно наседал, и Лефору пришлось отступить. Он заключил, что слишком много болтает и рискует жизнью. Не желая упасть в глазах противника, он все-таки счел за благо пояснить:

– Как вам повезло, милейший, что я дал эту клятву! Теперь не имею права вас убить! Иначе как бы вы могли поточить зубки о кости моего пекари? А ведь я обещал своим агнцам это зрелище… Я только проткну вам бедро… Да, бедро… На два дюйма повыше сапога. Я сказал: на два дюйма, плотник принесет угломер и скажет, соврал ли я.

В этот момент захлопали выстрелы, и вокруг двух капитанов в дикой схватке сшиблись около сотни флибустьеров и солдат его величества. Нечеловеческие крики и завывания взорвали воздух. Потом посыпались ругательства, затрещали пистолетные и мушкетные выстрелы, зазвенели сталью клинки.

В темноте удары почти не достигали цели. Разрядив мушкеты, сражавшиеся перешли на мачете и топоры. Кое у кого из солдат с «Мадонны Бон-Пора» были алебарды, но они оказались бессильны против разгневанных флибустьеров, прыгавших словно кошки, налетавших со всех сторон, пугавших одним своим видом и совершенно бесстрашных.

Стесненные пышными костюмами, люди Байярделя сражались по всем правилам, каким их обучали в форте: они выстраивались плотными рядами, плечо к плечу. Зато морские пираты, чувствуя себя совершенно свободными в calzoneras и полотняных рубахах, прыгали, скакали, налетали спереди, сзади, все разом, как кому взбредет в голову, по обычаю Береговых Братьев. Некоторые из них для устрашения противника слизывали кровь со своих клинков…

Там и сям уже слышались стоны раненых. Байярдель и Лефор продолжали сражаться, не замечая ничего вокруг и осыпая друг друга проклятиями, вопреки величию классических поединков. Они, кстати, не жалели ни сил, ни ударов, так как почувствовали друг в друге достойных противников.

Между двумя выпадами Лефор не переставая расхваливал своего врага. Он объяснял, что до сих пор его не убил только из-за обещания сохранить ему жизнь. И действительно, он ни за что на свете не хотел применить свой знаменитый удар, уже отправивший к праотцам, как он уверял, немало истинных христиан.

Но сохраняя жизнь Байярделю, он рисковал собой. Уже трижды шпага капитана береговой охраны просвистела в дюйме от его толстого живота. Один из его рукавов был пронзен насквозь, а покалывание в бицепсе указывало на то, что первой пролилась его кровь.

Он пришел в бешенство, и постепенно его ярость достигла предела. Он нападал еще активнее, теснил противника, но спустя минуту снова отступал. Так он надеялся утомить своего неприятеля. Но они, похоже, были из одного теста. Капитан был гибок, мускулист, стальные икры позволяли ему отлично держаться на ногах. Каждый удар флибустьера он удачно парировал, а то и встречал мгновенным выпадом.

– Черт побери! – вырвалось у Лефора наконец. – Когда мне надоест, капитан, я нанесу вам сокрушительный удар! Черт с ним, с пекари! Этому удару меня научил капитан Килд с «Королевской короны». Благодаря ему мне удалось отправить в лучший мир немало несчастных малых, имевших неосторожность посмотреть мне прямо в глаза! Помню, как помер некий Лазье, не сумев переварить мою сталь!.. Пусть меня повесят, если…

– Вас повесят, будьте уверены! – выкрикнул Байярдель. – Можете даже рассчитывать в этом на меня! Повесят на рее, перед потерной форта, в назидание населению!

– Ваша милость! – насмешливо произнес флибустьер. – Как говаривал Барракуда, этот проклятый пират, отдавший Богу душу, после того как его пырнули ножом в живот, кому суждено быть съеденным акулами, тому не грозит удар шпагой! А этот человек знал цену словам!

– Я уже где-то слыхал такое… – отступив назад, промолвил Байярдель, будто внезапно охваченный сомнениями.