|
Не говоря ни слова, кардинал усадил Марианну в одно из кресел, но сам остался стоять рядом в выжидательной позе. Он смотрел в зеркало, прямо перед которым сидела молодая женщина, и не отпускал ее руку, словно успокаивал ее. Марианна чувствовала себя стесненной более, чем когда-либо, и уже открыла рот, чтобы задать вопрос, когда он заговорил. - Вот, друг мой, та, о ком я говорил вам: Марианна Елизавета д'Ассельна де Вилленев, моя крестница, - сказал он гордо. Марианна вздрогнула. Он обращался к зеркалу, и зеркало вдруг ответило... - Простите мне это молчание, дорогой кардинал! Принимая вас, я должен был заговорить первым, но.., поистине, я настолько был охвачен восхищением, что слова замерли у меня на устах! Ваш крестный, сударыня, пытался рассказать мне о вашей красоте, но впервые в жизни слова его оказались убогими и неуклюжими.., из-за неумения, единственным извинением которого является грубое бессилие словами описать божество, не владея возвышенным даром поэзии. Смею ли я сказать, что я вам глубоко.., нижайше признателен за ваше присутствие.., за то, что вы такая, какая вы есть? Голос был низкий, мягкий, естественно или сознательно приглушенный. Он звучал безжизненно, выдавая усталость и глубокую печаль. Марианна напряглась, стараясь успокоить перехватившее ей дыхание волнение. В свою очередь она посмотрела на зеркало, поскольку голос исходил как будто из него. - А вы видите меня? - спросила она тихо. - Так же отчетливо, как если бы между нами не было никакого препятствия. Скажем.", я и есть это зеркало, в котором вы отражаетесь. Вы видели когда-нибудь счастливое зеркало? - Я хотела бы поверить, но.., ваш голос так печален! - Это потому, что я редко им пользуюсь! Голос, которому нечего говорить, мало-помалу забывает о том, что можно петь. Безмолвие душит его и кончает тем, что уничтожает... Зато ваш - настоящая музыка. Он был странен, этот диалог с невидимкой, однако Марианна понемногу успокоилась. Она вдруг решила, что для нее пришла пора самой заняться своей судьбой. Этот голос принадлежал существу страдавшему и страдающему. Она согласна играть в эту игру, но без свидетелей. Она обернулась к кардиналу. - Вы не окажете мне милость, крестный, и не оставите меня одну на некоторое время? Я хотела бы побеседовать с князем, и так мне будет легче. - Это вполне естественно. Я буду ждать в библиотеке. Едва дверь закрылась за ним, Марианна встала, но, вместо того чтобы подойти к зеркалу, отошла к одному из окон, перед которым в большой японской жардиньерке находился миниатюрный девственный лес. Ей стало жутковато остаться лицом к лицу со своим отражением и этим безликим голосом, прошептавшим с оттенком недовольства: - Почему вы попросили уйти кардинала? - Потому что нам надо поговорить только между собой. Некоторые вещи, мне кажется, должны быть оговорены. - Какие? Я считаю, что мой святейший друг окончательно уточнил с вами условия нашего соглашения? - Он сделал Это. Все ясно, все распределено.., по крайней мере мне кажется так. - Он сказал вам, что я ни в чем не стесню вашу жизнь? Единственное, о чем он, возможно, не сказал вам... и о чем я тем не менее хочу просить вас... Он заколебался. Марианну поразил перехвативший его горло спазм, но он переборол себя и очень быстро добавил: - ..просить вас, когда появится ребенок, иногда привозить его сюда. |
