— Э, нет, так нё пойдет, пан библиотекарь. Ты сбился с толку.

— Ивашка Август заявил себя сыном государя Ивана Васильевича Грозного от Анны Колтовской. Воевода поинтересовался сведениями из монастыря, где была заточена эта царица, и узнал, что царь удалил ее именно из-за беременности и торопился с постригом, чтобы ребенок не имел к нему отношения.

— Разве ему не нужен был наследник, Заруцкий? И чем бы государю мог помешать несчастный младенец?

— Государыня, поверь, ни у кого не хватит сил разобраться в этой путанице супруг и наложниц Грозного. Кажется, царь увлекся в то время какой-то очень красивой женщиной, которую взял во дворец. Может быть, появление ребенка помешало бы его сладострастию.

— Итак, пан библиотекарь, я поправил тебя. А теперь можешь продолжать. Воевода Хворостинин, выходит, поверил этому Августу — вот что важно.

— Ясновельможный пан, воевода поверил и царевичу Лаврентию, которого называли сыном царевича Ивана Ивановича.

— Убитого Грозным?

— Именно его. Известно, что супруга царевича в момент его убийства была на последнем месяце беременности и родила уже в монастыре, куда ее немедленно отправил Иван Грозный.

— И все это могло быть вероятным, пан библиотекарь?

— Ты у меня спрашивай, государыня, не у этого книжного червя, да простит пан библиотекарь мою резкость. Но жизнь я знаю много лучше него. И вот что тебе скажу, государыня. Такое множество выдуманных потомков говорит о том, что народ не хотел расставаться с родом Рюриковичей. Что людишки готовы были принять любого из этого семейства, но не бояр, всегда жадных, злобных, старающихся обеспечивать только свое собственное семейство.

И еще — народу нравится сильная держава, которая может их хранить от татарских и прочих вражеских набегов.

— Вельможный боярин, я еще не успел коснуться всего многочисленного потомства даря Федора Иоанновича.

— Но он же не мог иметь детей, мне говорили.

— Это не имеет значения, государыня. Для людишек царствующая особа не может быть ущербной, если даже на престоле сидит сущий дурак.

— Мы слушаем тебя, пан библиотекарь!

— Так вот, в степных юртах называли царевича Федора, царевича Кдементия, царевича Савелия, царевича Семена, царевича Василия, царевича Брошку, царевича Гаврилку и царевича Мартынку.

— И воевода ни с кем из них не стал бороться? Никого не схватил, не предал пыткам и допросам?

— Меня не слишком интересовало, как именно Хворостинин управлялся с этим множеством. Важно иное — он допускал самую возможность их существования.

— А другие воеводы?

— Ты правильна спрашиваешь, государыня. С другими воеводами дело обстояло иначе. Они сохраняли верность Москве. Хворостинин же очень давно стал подумывать о том, чтобы отложиться от столицы и образовать отдельное государство. Ему помогали настроения казаков — они не хотели московского правления.

— А мое? Почему ты думаешь, что они согласятся на правление царицы Всея Руси?

— Потому что на этом можно будет закончить местные раздоры. Да и кому не польстит иметь государыню, коронованную и возведенную на престол в московском Кремле?

— Но в русских землях, тем более в такой дали, вряд ли есть привычка видеть на престоле женщину.

— Что же, все меняется. И кто знает, то, что у тебя нет супруга, может пойти нам на пользу.

* * *

Птицы… Сколько птиц поднимается на заре над гладью воды. Крылья полощутся в небе огромные и маленькие, розовые, белые, серые, черные. Как лепестки дивных цветков. Шумят, шумят… Застят солнечные лучи и снова дают им дорогу.