Мари потеряла спутника жизни, мир потерял большого человека. Жестокая смерть в грязи и слякоти поразила общественное мнение. Газеты всех стран на нескольких столбцах патетически описывают несчастный случай на улице Дофины. На бульваре Келлермана накапливается груда сочувственных посланий, где подписи королей, министров, поэтов и ученых перемешиваются с именами простых людей. Среди связок таких писем, статей и телеграмм находим отклики истинного чувства.

Лорд Кельвин:

«Тяжко огорчен ужасной вестью о смерти Кюри. На похороны прибудем завтра рано утром в отель Мирабо».

Марселин Бертло:

«…Ужасное сообщение поразило нас, как громом. Сколько заслуг перед Наукой и Человечеством, и сколько будущих заслуг, каких мы ждали от этого талантливого исследователя. Все это исчезло в одно мгновение или стало уже воспоминанием».

Г. Липпманн:

«Мне кажется, что я потерял брата: я до сих пор не понимал, что связывало меня так тесно с Вашим мужем; теперь я знаю что. Страдаю и за Вас, мадам».

Ш. Шенво, ассистент Пьера Кюри:

«Для некоторых из нас он был предметом истинного преклонения. Что касается меня лично, то после моей семьи я больше всех любил этого человека, настолько он умел окружить своего скромного сотрудника большим и деликатным вниманием. Его безграничная доброта простиралась на самых мелких служащих, которые его обожали; я никогда не видел таких искренних и таких трогательных слез, как те, что проливали лаборанты при вести о внезапной кончине их начальника».

В этом случае, как и в других, та, кого будут называть «знаменитой вдовой», уклоняется от потока соболезнований. Чтобы избежать официальной церемонии, Мари торопит с погребением, назначенным на субботу, 21. апреля. Отвергает торжественную процессию, делегации, речи и требует, чтобы Пьера похоронили как можно проще, в Со, рядом с могилой его матери. Бывший тогда министром просвещения Аристид Бриан нарушает отданное ранее распоряжение: в порыве великодушия он лично присоединяется к толпе родных и близких друзей Кюри и молча провожает тело Пьера до маленького кладбища в предместье.

Газетчики, прячась за могилами, высматривают силуэт Мари, окутанный матово-черной траурной вуалью.

«…Мадам Кюри, под руку со своим свекром, шла за гробом мужа до самой могилы, вырытой у ограды кладбища, в тени каштанов. Там она постояла одну минуту неподвижно все с тем же жестким, устремленным в одну точку взглядом; но как только к могиле принесли охапку цветов, она резким движением схватила ее и, выбирая один цветок вслед за другим, стала засыпать ими гроб.

Она делала это медленно, деловито, казалось, совсем забыв о провожатых, стоявших под глубоким впечатлением этого зрелища совершенно тихо, даже не перешептываясь.

Однако распорядитель похорон счел нужным предупредить мадам Кюри, что сейчас ей предстоит выслушать сочувственные речи присутствующих: тогда она выронила из рук букет цветов на землю, отошла от могилы, не сказав ни слова, и снова присоединилась к своему свекру».

В последующие дни проходили заседания, посвященные памяти умершего ученого; в Сорбонне, в научных обществах – как французских, так и иностранных, членом которых состоял Пьер Кюри. В Академии наук Анри Пуанкаре произносит в память о своем друге:

«Все, кто был знаком с Пьером Кюри, знают, какой приятной, какой надежной была всякая связь с ним, каким тонким обаянием веяло от его кроткой скромности, его чистосердечной простоты, от его утонченного ума.

Кто мог бы подумать, что под этой мягкостью крылась непримиримая душа? Он не мирился ни с какими отклонениями от тех благородных принципов, в которых был воспитан, от того нравственного идеала, какой ему внушили, идеала безусловной чистоты души, возможно, слишком возвышенного для мира, в котором мы живем.