Мадам Кюри – мадам Жан Перрен, 10 мая 1921 года.

«Дорогая Генриэтта, на пароходе я нашла письмо от Вас. Оно успокоило меня, так как я с неохотой покидала Францию ради этой далекой поездки, так мало соответствующей и моим вкусам, и моим привычкам.

Плавание мне не понравилось: море было угрюмое, мрачное и бурное. Я не страдала морской болезнью, но меня точно оглушило, и большую часть времени я проводила у себя в каюте. Дочери, видимо, были довольны. Сопровождавшая нас миссис Мелони всячески старалась их приручить. Это такой хороший, дружественно расположенный человек, какого можно себе только представить.

…Я думаю о Ларкуесте, о том, как хорошо мы будем про' водить там время среди своих друзей; о нашем саде, куда Вы придете, чтобы побыть спокойно несколько часов; о синем, кротком море, которое мы все так любим, гораздо более приветливом, чем этот холодный и безмолвный океан. Думаю и о том, что Ваша дочь ожидает ребенка и что он будет самым юным членом нашего дружеского сообщества, первым представителем нового поколения. После него народится, я надеюсь, еще много детей наших детей…»

В дымке солнечного дня показывается стройный, смелый по архитектуре Нью-Йорк. Миссис Мелони предупреждает Мари, что ее поджидают журналисты, фотографы и кинооператоры. Огромная толпа на пристани ждет прибытия ученой. Любопытные шли пять часов пешком, чтобы увидеть ту, которую заголовки в газетах называют «благодетельницей рода человеческого». Виднеются батальоны девочек-скаутов и студенток, делегация от трехсот тысяч женщин, машущая красными и белыми розами: это представительницы польских организаций в США. Яркие цвета флагов – американских, французских и польских – реют над тысячами тесно сомкнутых плеч и устремленных вверх лиц.

Мари усадили в кресло на верхней палубе «Олимпика». С нее сняли шляпу и взяли из рук саквояж. Повелительные возгласы фотографов: «Посмотрите сюда, мадам Кюри! Поверните голову направо!.. Приподнимите голову! Посмотрите сюда! Сюда! Сюда!» – заглушают беспрестанное щелканье сорока фото– и киноаппаратов, направленных грозным полукругом на изумленное и усталое лицо Мари…

Ирен и Ева несут службу телохранителей в течение нескольких горячих, утомительных недель. Переезды в специальном вагоне, обеды на пятьсот персон, восторженные приветствия толпы и набеги репортеров не могли дать двум девушкам ясного представления о Соединенных Штатах. Чтобы почувствовать всю прелесть этой огромной страны, нужно располагать большей свободой и спокойствием. «Бюро путешествий Барнума» тоже не могло предложить многого для знакомства с Америкой. Зато оно вполне определенно показало им значение их матери…

Отчаянные усилия мадам Кюри держаться в тени имели некоторый успех во Франции: Мари удалось убедить своих соотечественников и даже своих близких в том, что личность выдающегося ученого сама по себе не имеет значения. С прибытием Мари в Нью-Йорк завеса падает, истина обнажается. Ирен и Ева вдруг узнают, что представляет собой для всего мира эта всегда тушующаяся женщина, близ которой они все время жили.

Каждая речь, каждая встреча, каждая газетная статья – лишь еще одно подтверждение всемирной известности мадам Кюри. Еще до знакомства с мадам Кюри американцы сделали ее предметом преклонения, выдвинули ее в первый ряд великих современников. Теперь же, в ее присутствии, тысячи людей покорены «скромным очарованием усталой гостьи», поражены, как громом, этой «робкой женщиной небольшого роста», «бедно одетой ученой».

В квартире миссис Мелони, где все заставлено цветами (один садовод, излеченный от рака радием, два месяца выращивал великолепные розы с целью подарить их Мари), состоялся военный совет, на котором была разработана программа путешествия. Все города, все школы, все университеты Америки приглашают к себе мадам Кюри.