Четырехэтажное серое здание Центрального комитета Социалистической единой партии Германии, где до войны находился имперский банк, передали Министерству иностранных дел. Начали реконструировать мрачное здание на перекрестке Ляйпцигерштрассе и Вильгельмштрассе, которое в 1930-е годы построил рейхсмаршал Герман Геринг для Министерства авиации. Во времена ГДР здесь находился Совет министров. Сюда в июне 1953 года пришли восставшие против социализма берлинские рабочие…

Во времена ГДР Общество дружбы с Советским Союзом объединяло чуть ли не всю республику. В юности все клялись:

— С Советским Союзом — на вечные времена!

После объединения выяснилось, что в социалистической ГДР у нас было не так уж много искренних друзей. Восточные немцы были уверены, что из-за русских они живут хуже, чем западные немцы. И они не могли понять, почему Советский Союз, неспособный обустроить жизнь собственных граждан, берется их учить. В узком кругу да после пары кружек пива звучало:

— Германия превыше всего! Иностранцы, вон! Русские — свиньи!

Нелюбовь к Советскому Союзу и Советской армии выплеснулась, когда восточные немцы получили возможность говорить откровенно. После объединения Германии я разговаривал с писателем Германом Кантом. Его романы широко издавались и в нашей стране. В ГДР Кант возглавлял Союз писателей и всегда считал себя другом России.

— Большинство восточных немцев считали Россию оккупационной державой, — сказал мне Кант. — Я был исключением. Я видел в советских солдатах что-то иное, не то, что другие. Большинство людей просто не интересовались историей. Их раздражали русские солдаты на немецких улицах, и они не задавались вопросом о том, а как, собственно говоря, они сюда попали.

Но войска ушли, и многое изменилось.

Наискосок от бывшего здания Совета министров ГДР, через перекресток открылся русский ресторан «Тройка», где посетителям предлагали борщ, солянку, пироги и салат «столичный». В Берлине можно было увидеть молодых немцев в майках с надписью «Ленинград». Отношение немцев к русским изменилось к лучшему. Оно стало искренним, а не показным. В восточной части Германии опять модно было щегольнуть знанием русского языка, во время дружеского застолья громко провозгласить тост по-русски:

— За здоровье!

Принято считать, что Восток проиграл Западу ту холодную войну. Маркус Вольф всегда считал, что он свою войну выиграл. Он говорил в интервью в 1997 году:

— Не могу сказать, что горжусь тем, что я сделал. Не могу. Но не думаю, что прожил жизнь впустую.

Он считал, что благодаря его службе страны социалистического блока больше узнали о НАТО и потому меньше боялись Запада, а это имело большие политические последствия.

— Моя разведка помогла прийти к разрядке.

Но ему не удалось убедить общество, что он ничего не знал о репрессиях и не причастен к преступлениям режима. Джон Ле Карре (дважды коллега Вольфа — по разведке и писательскому цеху) вынес жесткий приговор тому, кто стал прототипом героя его самого популярного шпионского романа:

— Я думаю, Маркус Вольф и люди его уровня знали лучше, чем кто-либо еще, какому режиму они служат. Я думаю, они виновны и должны нести на себе печать бесчестья.

Когда Вольф беседовал с одним из своих бывших сотрудников, тот не без горечи спросил его:

— Разве мы напрасно прожили жизнь?

Каков же будет ответ?

Судьба Маркуса Вольфа — отражение беспощадных дилемм эпохи холодной войны в Европе. Одни им восторгались, другие ненавидели. Для одних он верный страж режима и генерал госбезопасности. Для других — герой и гений разведки. Не только выдающийся профессионал, но еще и патриот и антифашист. А на какой еще стороне он мог быть — сын еврея-коммуниста?

Вольф не походил на остальных руководителей спецслужб социалистического блока.