Мы прожили вместе всего три года, но если бы мне кто-нибудь сказал, что это будут три дня, три часа, три секунды, я бы согласился, поскольку это была настоящая любовь.

Поэтому мы начали путешествовать. И пережили замечательные, потрясающие поездки — на Фиджи, в Новую Зеландию, в Австралию, в Кабо Сен-Лукас. И ближе к дому начали искать место, где могли бы жить. Дорин больше не хотела оставаться в Калифорнии, поэтому мы купили фургон и отправились в путь. Аризона, Нью-Мексико, Колорадо… Мы везде побывали. А потом я вспомнил о Седар-Сити, штат Юта, где бывал раньше, и мы поехали в это место. Там как раз проходил шекспировский фестиваль. Дорин влюбилась в Седар-Сити. Когда мы ехали по шоссе, Дорин заинтересовал недостроенный трехэтажный деревянный дом, стоящий на вершине холма. Мы попросили риэлтера заняться этим и выяснили, что владелец в отчаянном положении. Мы предложили ему восемьдесят тысяч долларов, и дело было сделано. Таким образом получили этот дом.

В июне было продано жилье Дорин в Калифорнии, а в июле — мое. И в августе мы вступили во владение собственностью в Седар-Сити, наняли подрядчика и превратили дом в фантастическое место, единственный дом в Юте, где было биде.

Четырнадцатого сентября Дорин поставили диагноз — полиомиелит.

Одиннадцатого декабря, так и не увидев нашего достроенного дома, Дорин умерла.

Мне это показалось жестокой шуткой. Потеряв Дорин, я лишился смысла жизни. У меня исчезло всякое представление о какой-либо цели. Дорин похоронили шестнадцатого декабря, а двадцать первого приехали рабочие, чтобы перевезти мои вещи в новый дом. Со дня смерти жены и почти до июля я целыми днями смотрел по телевизору процесс по делу О.Дж. Симпсона. Я набрал сорок фунтов и в талии прибавил пять дюймов. Мне ничего не хотелось делать. Моим единственным компаньоном стал наш кот Бобби, мой замечательный друг. Но я был полностью опустошен.

Мне помогло то, что я услышал по радио о группе поддержки для тех, кто лишился близких. Я посещал занятия дважды в неделю и понял, что горевать, страдать, словом чувствовать это нормально. Нормально сердиться, говорить с Дорин на ее любимом дереве, забираться в ее «джип» и плакать, даже писать ей письма. Такие вещи причиняют боль, но как замечательно понять, что ты способен чувствовать.

Мне кажется, горе — это переживание, которое очищает. В течение года я жил как отшельник на горе, в трех с половиной милях от города — двадцать акров земли, полное одиночество. Я позволил горю, словно огромной волне, накрыть меня с головой. Все это время я никак не развлекался, не общался с людьми. Я горевал и излечился.

Я позволил горю, словно огромной волне, накрыть меня с головой.

А потом в компании с Бобби и при поддержке группы смог двигаться дальше и снова открыться навстречу жизни. Я продал дом, переехал в Юджин и не оглядывался назад. Там я встретил женщину, и с тех пор горе и траур ослабели, хотя Дорин до сих пор живет в моем сердце.

После смерти Дорин мне попались книги «Мужчины — выходцы с Марса, женщины — с Венеры» и «Марс и Венера в спальне». Спустя пять месяцев я смог сосредоточиться и прочесть их. И в этих книгах я абсолютно ясно увидел нас. Дорин и вправду использовала некоторые из понятий, которые употреблял доктор Грей, например «ходить по яйцам», я увидел ее волнообразные циклы. Смог также вспомнить, когда удалялся в свою «пещеру». И я знал, что был «решателем проблем», марсианином с копьем, мечом и щитом, всегда готовым прийти на помощь столь беспомощной прекрасной девице.