|
– Вон, уже на въезде деревья растут. – Ник, – обращается к нему Эн, – а если мы не найдем еду? – Вернемся, – вздыхает высокий. – Только мы обязательно должны найти. В Цирке дети, старики… Он косится на шагающего рядом Хала. Тот чувствует взгляд, поворачивает голову, улыбается. – Все путем будет, блин! В Больших Клыках садов немеряно. Я сам пацаном там лазил. Огурцы – во такие! Яблоки, помидоры! – Лучше бы картошки нарыть. – Картошки втроем много не унесем, – качает коротко стриженой головой Хал. – Ну, мы же, типа, на разведку. Если все нормально – Бабай народ поднимет. – Ой, человек! – указав в сторону моста над железной дорогой, восклицает Эн. По мосту, медленно волоча за собой тележку, ковыляет пожилая женщина. Она навертела на себя куски грязного полиэтилена, отчего походит на персонажа новогоднего карнавала. Вместо шляпки голову старухи покрывает пластиковый плафон от люстры, подвязанный под сморщенным подбородком куском провода. На тележке друзья видят сваленные кучей ржавые железки, мятый эмалированный чайник, расколотый красный стул из уличного кафе и прочую рухлядь. – Здравствуйте, бабушка! – звонко кричит издали Эн. – Как ваши дела? Помощь не нужна? Старуха что-то хрипит в ответ, разевая беззубый, проваленный рот. Нику бросаются в глаза глубокие морщины, крючковатый нос и бесцветные космы волос, свисающие на высохшую, впалую грудь. – Мы из общины Цирк. Там много людей, – на всякий случай очень громко говорит он, указывая рукой в сторону центра Казани. – Можете к нам присоединиться. – Сейчас, сейчас, – членораздельно шамкает старуха, продолжая тащить тележку. – Вот продукты домой отвезу… – Вы пропадете одна. – Ник заступает ей дорогу. – Не одна, не одна, – не глядя на него, часто кивает женщина. – Детки мои, Коленька, Верочка, Санечка… Покормлю, напою… – Шизанулась, – вздыхает в стороне Хал. – Еще одна. – Она ж погибнет, – в отчаянии сжимает кулачки Эн. – Мы тоже погибнем, если не найдем еды, – напоминает ей Ник. Тем не менее девушка догоняет удаляющуюся в сторону улицы Абжалилова старуху, спрашивает: – Бабушка? Вы где живете? Мы вас заберем на обратном пути! Неожиданно женщина резко поворачивается – трещит полиэтилен, тележка жалобно скрипит и останавливается. – Не скажу! – каркает старуха. – Ограбить хотите? Не скажу! Эх вы-ы… А еще пионеры! Как-то по-вороньи, боком, она отбегает к краю тротуара, туда, где за сгнившим заборчиком начинается крутой склон железнодорожной выемки, и выставляет обе руки, сложив из грязных пальцев кукишы. – Вот вам, выкусите! Затем старуха принимается подпрыгивать на месте, хрипло распевая какой-то дикий вокализ. – Ла-ла-ла-ла-ла, ло-ло-ло-ло-ло! Она скачет на самом краю обрыва. – Стойте! – орет Ник, срываясь с места. – Стой, дура! Эн взвизгивает. – Все, бетте note 2 , – спокойно произносит оставшийся на мосту Хал. Оступившись на крутом косогоре, старуха с криком летит вниз. И наступает тишина. – Я сейчас, сейчас! – Ник бросается вниз по заросшему полынью и борщевиком склону, цепляясь за жесткие стебли. Эн, с трудом удержавшись на самом краю, тонким голосом кричит: – Ну, что там? Она живая? Живая? Проходит минута, прежде чем Ник выбирается обратно, мрачно вытирая пучком травы испачканные руки. Посмотрев в глаза девушки, он отрицательно мотает головой. Эн всхлипывает, шепчет: – Как глупо… – Алга note 3 , мусульмане! – окликает их с моста Хал. |
