Тот в знак согласия кивнул.

Обстановка в кооперативе "Эхо" свидетельствовала: здесь произвели тотальный обыск. Содержимое столов и шкафов было выворочено на пол, осиротевшие компьютеры жалобно попискивали.

Из задних комнат вывели еще пятерых задержанных.

- Всех погрузили в машины. Продолжить операцию, скомандовал рыжий детина, везите всех прямо в Бутырку.

- Не имеете права! снова заорал Турецкий. Везите меня в прокуратуру! Я привез сигареты Ключанскому и не имею никакого отношения к этому кооперативу! И вообще вы не имеете права арестовывать людей таким образом!

Ключанский как-то странно взглянул на Турецкого.

- Вот ты у меня поговоришь! сказал блондин и ударил Турецкого в лицо. Кровь хлынула из носа, но Турецкий еще пытался ударить ногой блондина в пах и получил сокрушающий удар в солнечное сплетение.

Очнулся он только на заднем сиденье машины, въезжавшей во двор Бутырской тюрьмы. И снова стал орать и вырываться из цепких рук охранников.

Он кричал и вырывался, пока его вели по длинным коридорам и переходам Бутырки, требовал прокурора, доказывал, что его задержание грубейшая ошибка, за которую кто-то должен нести наказание, но в ответ слышал только гулкое эхо тюремных стен. Лица охранников, видавших в своей невеселой практике и не такое, хранили каменное выражение. И когда захлопнулась дверь камеры, он все стучал в металлическую дверь и объяснял кому-то невидимому, что у него совершенно нет времени сидеть в тюрьме, даже и по ошибке каких-то кретинов.

Он перестал стучать только тогда, когда сообразил, что его все равно никто не слышит. Ребро ладони потрескалось от ударов по металлической двери и кровоточило. Он тронул лицо и обнаружил, что оно состояло в основном из распухшего носа. Стало жалко себя до слез сколько времени придется просидеть ему в этой камере, пока разберутся что к чему, а там, за стенами тюрьмы, нужна его помощь, и немедленная. Ему казалось, что без него там не справятся, сделают что-то не так. Он опустился на бетонный пол и так сидел около часа, бездумно уставясь в зарешеченное окно до тех пор, пока не загремел засов и раздался голос не знакомого ему надзирателя:

- Турецкого на допрос.

Он обрадованно вскочил на ноги, слава Богу, теперь все быстро станет на свои места. Он почти с радостью протянул руки для наручников. В конце концов он "их" человек, он не принадлежит этим стенам, "они" знают его, "они" знают, что он… что он… Он остановился от страшной мысли: "они" ничего не знают. Должно пройти очень много времени, пока установят, что он не имеет отношения к кооперативу Ключанского, ему ли не известно, с каким рвением и даже удовольствием наши правоохранительные органы мордуют собратьев по профессии, если есть за что зацепиться…

В плечо ему уперся жесткий, как ствол автомата, камерный ключ:

- Не останавливаться!

И снова он шел по лабиринтам коридоров и переходов Бутырской тюрьмы, руки в наручниках, не оборачиваться, не разговаривать…

Надзиратель распахнул дверь, и Турецкий облегченно вздохнул: за столом сидели его сотрудники зампрокурора Москвы Амелин и следователь городской прокуратуры Чуркин. Все страхи мигом испарились: ну конечно же, они пришли его освободить. Но Амелин даже не взглянул на вошедшего, зарывшись носом в бумаги, Чуркин же ироническим взглядом окинул разбитую физиономию Турецкого и сказал, как показалось Турецкому, почти по-дружески:

- Садись, Турецкий, закуривай. Наручники сейчас снимем.

- Да нет, что же закуривать… Поехали отсюда побыстрей. Слава Богу, что своих прислали. Снимите с меня кандалы…

Амелин оторвал от бумаг птичье личико и пискнул:

- Садитесь напротив за стол, гражданин Турецкий! Я буду задавать вопросы, вы отвечать на них!

- На какие вопросы я буду отвечать?! Вы же понимаете, что меня по ошибке загребли у Ключанского, я к нему приехал по личному делу!

- Прошу не кричать во время допроса! снова пискнул Амелин, а Чуркин скривил рот в улыбке.