Да наплевать, мы его щелкнем еще лучше, вот только найти бы…

Зачем?

Зачем? Затем! Ты слишком много вопросов задаешь, Кальвин. Но я тебе отвечу: он, должно быть, слегка состарился. Точно как я тут с тобой — от одного того, как трудно тебя заставить двигаться шустрее.

Кальвин хлестнул Берта вожжами, и они начали спускаться по извилистой дороге к центру города.

Мы говорили о деле, — напомнил Кальвин. — Люди нашей профессии советуются друг с другом, даже если один из них негр. Вот я и говорю: этот фотограф, мистер Свонк из Файеттвиля, работает главным образом с женщинами и детьми, а также с юными девушками, впервые выходящими в свет.

Ага! Расфуфыренные барышни в бальных залах… А он что — не слыхал, что война идет?

Здесь война идет всего четвертый день. Поэтому у него должно быть много материалов — коллодий, реактивы всякие и даже пластинки с уже нанесенным чувствительным слоем, заправленные в кассеты, хотя мистер Калп всегда предпочитал делать пластинки сам. Изготовить их как надо — это еще не каждый сумеет, — говорил он мне. Лучше, когда делаешь все своими руками.

В городе стояла жуткая вонь. По улицам люди ходили, уткнувшись носом в платок. Колонны войск шли беглым шагом — скорей, скорей добраться до реки и перейти мост.

Пф-фу! — выдохнул Арли.

Им удалось вклиниться в хвост колонны, и даже Берт затопотал копытами вроде чуть порезвей обычного. Чем ближе подъезжали к реке, тем сильнее делалась вонь. Подъехали и резко встали в шоке от увиденного: по всему травянистому откосу берега лежали мертвые лошади и мулы. И по реке тоже плыли. Река в этом месте была широка и медлительна, плывущие трупы переворачивались, в воздухе вдруг оказывались их торчащие ноги, потом туши снова переворачивались, кружились, сталкивались, будто гоняясь друг за другом, хотя были явно мертвы.

Кальвин покачал головой. Зачем было губить столько животных?

Да ну тебя, Кальвин, был бы ты военным, понимал бы, что армия тем самым просто вроде как выносит свой ночной горшок. Животных используют на полную катушку, чуть не до смерти, вот и приходится регулярно избавляться от ни к чему не пригодного тягла и набирать новое, при этом мне лично кажется, что некоторые из этих мертвых доходяг были куда как в лучшей форме, нежели твой Берт. Будь мы действительно деловыми людьми, давно бы уже поменяли его, и он плыл бы сейчас там, извергая гнилостные газы в небо Файеттвиля, а то стоит тут, понимаешь ли, красуется и доволен собой донельзя.

Лучше бы он не слышал, когда вы так говорите. Смотрите, как голову повернул и ушами прядает.

Что ж, если ты слушаешь, Берт, — сказал Арли, — тогда давай-ка двигайся живее, коли не хочешь с теми тушами в реке хороводы водить.

Поскольку Берт не шевельнулся, Арли покосился на Кальвина. Ты так же глуп, как он, если думаешь, будто он меня понимает. Все, что он понимает — это хлыстом по заду. А с вами, неграми, вечно так: насочиняете себе всякого! Про мулов сказок напридумывали, про сурков, да вот и про янки про этих тоже…

Сказки про янки в результате принесли нам свободу.

Да ну! Может, вам и дали подышать, только воздух сильно испортили. Пф-фу! Хороший, свежий ветер был бы сейчас просто милостью Божьей. Ни один южный благородный генерал никогда в жизни не оставил бы тысячи трупов вонять посреди города. Ни в коем случае. От лишнего тягла он бы избавился где-нибудь в пустынном месте, где никто бы от этого не страдал. Старина Шерман всячески стремится оставить по себе память. Вот против такого поведения мы в первую очередь и восстали. Эта ваша исходящая от янки свобода — такая же сказка, как то, что мул понимает по-человечески.

Что ж, посмотрим, посмотрим, — пробормотал негр. Передернул вожжами, и Берт вклинился в поток транспорта, движущегося в направлении моста через реку.