Кирилл Бенедиктов, Сергей Иванов. Маруся. Книга 2.5. Лёд и пламень
ЧАСТЬ 1
Ты-дымс! Сегодня у меня хорошее настроение и хочу сделать подарок большому количеству незнакомых мне людей:)
Эпизод 1 Зал Ста Тысяч предметов
локация неизвестна, время не поддается исчислению
Поколебавшись несколько секунд, Маруся протянула руку и вставила свой предмет в углубление. Ящерка словно прилипла к бархату. Перед глазами полыхнуло уже знакомое сияние. Девочка ухватилась за фигурку, дернула — безрезультатно. Она ощутила, что падает, при этом оставаясь на ногах. У Маруси закружилась голова. Пространство вокруг озарилось пурпурным светом. Женский голос за спиной произнес: — С днем рождения, Марусенька! Маруся замерла. Она помнила этот голос. Она хорошо знала этот голос. Этот голос всегда был с ней. Медленно-медленно, словно боясь поверить в то, что сейчас увидит, она обернулась. — Мама? Они стояли в нескольких шагах друг от друга. На Еве было легкое зеленое платье, расшитое по вороту и подолу серебряными цветами. Она растерялась не меньше Маруси. Так бывает в жизни — готовишься к какому-то событию, ждешь его, считаешь дни, часы, минуты — а когда ожидаемое случается, впадаешь в ступор, превращаешься в соляной столб. Для Маруси мама давным-давно стала неким символом, семейным преданием, легендой. Она хотела встретиться с ней всю жизнь. Но никогда не думала о том, что будет делать, когда это вдруг произойдет. И вот — произошло. Воздух, казалось, звенел от напряжения, словно кто-то тронул невидимую, туго натянутую струну. Ева первой сделала короткий, осторожный шаг навстречу дочери. Потом второй. Третий… И тут струна лопнула! Маруся сорвалась с места, бросилась к маме, повисла у нее на шее, прижалась, зажмурив глаза… — Мамочка… — Девочка моя… — Ева обняла Марусю за плечи, заплакала, и они замерли, счастливые, а над ними таинственно мерцали на черном бархате тысячи серебряных фигурок…
Сколько времени это продолжалось — минуту, час, год — Маруся не знала. Она просто наслаждалась этим внезапным счастьем и покоем, который можно обрести только в объятиях мамы. Она тоже плакала. И улыбалась сквозь слезы. — Господи… — прошептала Ева. — Наконец-то… Ты дошла. Ты умница, молодчина! Марусенька, я так рада! Дай-ка, я тебя рассмотрю как следует! Чумазая какая! — Это от пыли. В вашей башне давно не убирались, — пряча смущенную улыбку, прошептала Маруся. Отойдя друг от друга на шаг, мать и дочь разглядывали друг друга. Ева — с удивлением, Маруся — восхищенно. Мама и вправду осталась совершенно такой же, как на фотографии, что стояла у отца на рабочем столе. Ее можно было принять за старшую сестру Маруси, но никак не за мать четырнадцатилетней девочки. — У тебя хороший косметолог, — попыталась пошутить Маруся. — Да какой там косметолог, — покачала головой мама. — Вон, синяки под глазами от недосыпа. Просто… Просто время здесь идет совершенно иначе. — Почему? — Объяснить трудно. Поверь — и все. — Легко сказать. — Иногда сказать легче, чем понять. — Ну, это всегда так. — А вот и не всегда, — Ева смахнула со лба упавшую прядь волос. — Всегда-всегда, — уверенно сказала Маруся. — Ого, да ты у меня спорщица! — Ладно тебе… Лучше расскажи, что ты тут делала все это время? — Организовывала работу штаба, — Ева опять засмеялась. |
