В силу устраненных, обозначенных в предыдущем предписании замечаний.
– Это чудо! – проснувшись окончательно, сказал я.
– Похоже на то, – невозмутимо произнес мой сотрудник.
Я посмотрел на мерно сопевшую рядом со мной Викторию и подумал: «А может быть, просто началась белая полоса?»
В один из дней, уходя с работы уже глубокой ночью, я взял лист бумаги и написал большими буквами «Ольга». Положил в центр стола в полной уверенности, что уж завтра точно позвоню.
Когда я на следующий день после посещения стройки и моих друзей в «Ферростаре» явился в офис, то на столе было аккуратненько прибрано и бумага, оставленная вчера, исчезла. Я почти не сомневался, что это происки Ларисы, недолюбливающей Ольгу и опасавшейся, что оставленная записка должна послужить мне сигналом для возобновления с отставленной любимой отношений. Лариса знала о моем возвращении к Виктории, была очень этому рада и как могла была готова воспрепятствовать любым моим посторонним контактам. Тем более с Ольгой. Но именно пропажа бумаги сподвигнула меня к скорейшему завершению отношений с Ольгой. Может быть, не звонить вообще? Нет, это неправильно, я оставлю для себя и для нее надежду на возможность возвращения. Похоже, впервые в жизни я хотел быть только с одной женщиной, и эта женщина – Виктория.
Я немного волновался. Надо подобрать какие-то правильные слова. Очень не хотелось обидеть собеседницу. Она ни в чем не виновата.
– Привет, это я.
– Что тебе нужно?
– Оля, а почему ты мне грубишь? – ответил я, переходя в атаку вопросом на вопрос, что безумно не любил делать в обычных ситуациях. В данном случае у меня не было моральных сил контролировать правильность построения фраз.
– Какую еще глупость ты хочешь меня спросить?
– А что, я так много глупых вопросов тебе задаю?
Наш диалог превращался в перечень вопросов участвующих в дискуссии сторон. Как на деловой презентации, когда аналитики заранее прогнозируют предполагаемые вопросы, чтобы подготовить на них ответы. Разница заключалась только в том, что отвечать никто не хотел или не мог.
– Зачем ты мне звонишь?
Я решил прекратить пустой разговор и перейти к делу:
– Хочу извиниться перед тобой. Ты не заслужила такого к себе отношения.
– Принимаю.
– Ты не хочешь со мной говорить?
В трубке раздались рыдания. Этого выдержать я уже не мог. Надо было как можно скорей закончить разговор. Но не класть же трубку. Рыданья не прекращались, но при этом Ольга не произносила ни одного слова.
– Оля, извини еще раз. Так получилось. По-видимому, мы не можем жить вместе. Вывод, который мы должны сделать. – Я, наверное, пытаясь направить абсолютно не складывающийся разговор в рациональное русло, говорил полную чушь. От этого ситуация еще больше усугублялась.
– Замолчи! Ничего не хочу слышать! Никогда мне больше не звони! Ты понял? Ни при каких обстоятельствах, даже когда ты от кого-нибудь услышишь, что мне нужна помощь! Имей в виду, что от тебя я не приму ничего. Ни в радости, ни в горе!
Ольга отключилась, а я сидел и не испытывал абсолютно никаких сожалений о потере страстной и желанной любовницы. Для ясности наших отношениях с Викторией этот разговор был необходим. Человек, который грешит всю жизнь и однажды принимает решение, что так больше жить нельзя, вдруг может стать святей самого папы римского. Примерно то же самое происходило сейчас и со мной. Мне захотелось расстаться со всеми дамами, кто хоть чуть-чуть задевал мое сердце. Хотя всяким Катям-Машам звонить не стоит. Просто я их вычеркну из своей жизни.
Я встал, прошелся по кабинету. Было невероятно легко. Хотелось танцевать, жалко, не умею, петь – тоже не умею. |