– Чего это она? – спросил я торговца.

– А, не обращайте внимания, милорд! – махнул рукой торговец. – Это Ариа. Хорошая лошадь, молодая, резвая и выносливая, хоть и помесь – ее мать Арлена была чистокровной альбарабийской кобылой, а отец Иарус имел честь принадлежать к почтенной породе уэссанских гунтеров. Но иногда мне кажется, что в нее вселилась душа моей покойной жены. Своенравная и упрямая до ужаса. Уже полгода не могу ее продать, не подпускает она к себе покупателей, хоть ты тресни. Брыкается, лягается, кусается, как бешеная. Сдать ее на колбасу у меня духу не хватает, но я уже смирился, что продать эту скандалистку мне вряд ли удастся. Так что рано или поздно она окажется на скотобойне. Бросовая кобыла, одни словом.

– Наверное, она ждет принца, – пошутил я.

К моему удивлению, лошадь встретила мою шутку радостным ржанием. Мы с Альдомаре переглянулись.

– Эй, красотка, но я-то не принц, – сказал я, обращаясь к лошади.

Ариа зафыркала, тряхнула роскошной расчесанной гривой и потянулась ко мне мордой из стойла.

– Похоже, вы ей нравитесь, – сказал мне торговец, и я услышал в его голосе удивление.

– Ариа, я тебе нравлюсь? – спросил я у лошади.

Белая коняшка ответила мне радостным ржанием.

– Кажется, я неотразимо действую на женщин, даже если они четвероногие, – сказал я, ласково потрепав Арию по морде. – Я бы купил ее. Но я плохой наездник. И эта лошадь стоит наверняка дороже восьми сотен.

– Милорд, была бы это нормальная лошадь, меньше чем за три тысячи золотых я бы ее даже герцогу Альбано не уступил. Но вам отдам за восемьсот, как договорились за Альфреда, плюс двести полная сбруя и седло, – расщедрился Альдомаре. – А насчет наездника… Давайте оседлаем Арию, и попробуйте прокатиться на ней. Если вы ее заинтересовали, она не будет, как мне кажется, шибко выделываться.

– Хорошая мысль, – сказал я. – Седлайте!

Через четверть часа я уже сидел верхом на белой лошадке по имени Ариа. И что вы думаете? Никакого сравнения с тем ужасом, который я испытал, когда ездил на единороге. Ариа сама без моей просьбы показала мне все виды конского аллюра – пошла сначала ступой, потом шагом, переступом, приструской, затем, убедившись, что я крепко сижу в седле, перешла на рысь, затем на развал, а после показала, что отлично идет иноходью. Альдомаре смотрел на нас во все глаза. После этого Ариа испытала мои навыки верховой езды, перейдя с проезда на перевал, а потом рванулась в галоп. Она словно насмехалась надо мной. Или стремилась показать, какая же она душка и умница. Мы мчались по полю, и Ариа перешла с обычного галопа на карьер, а потом и вовсе понеслась растяжкой, отчего у меня сердце ушло в пятки. Но стоило мне натянуть поводья – и лошадь остановилась, а потом кокетливо, изящным шагом, двинулась к конюшне, у которой нас ждал мэтр Альдомаре.

– Невероятно! – крикнул он. – Глазам своим не верю. Эта лошадь рождена для вас, милорд.

– Я тоже так думаю. Вы на единороге ездили когда-нибудь?

– Не приходилось.

– После единорога эта коняшка – будто «Лексус» после «Лады».

– Что вы сказали?

– Я беру эту лошадь.

Ариа фыркнула и благодарно заржала. Я соскочил с седла, похлопал лошадку по шее, на что она мне ответила шумным выдохом, и полез за деньгами.