|
– Пункт 2-ой, однако, определяет особое наказание для титулованных особ, коей являетесь и вы, милсдарь хулиган, в виде тюремного заключения сроком на 10 дней cum diffamatio publico с последующей реабилитацией по особому распоряжению магистрата через неделю после срока истечения оного наказания. Правонарушитель, привлекаемый к ответственности по пункту 2 Статьи 566, может также выплатить штраф в размере 250 полновесных золотых имперских дукатов, либо в другой валюте, эквивалентной означенной сумме, что равнозначно отбытию налагаемого законом наказания, после чего правонарушитель освобождается из-под стражи и перестает быть объектом судебного преследования, если проводящие расследование органы охраны порядка не обнаружили в ходе оного расследования доказательств совершения задержанным прочих противоправных действий, предусмотренных законодательством…
В переводе с птичьего языка крючкотворов-сутяг на человеческую речь эта фраза означала: «Гони 250 золотых, парень, и вали отсюда, пока я не передумал». И я тут же дал единственно верный ответ; – Я выбираю штраф! – Это невозможно, – к моему великому удивлению ответил офицер. – У вас нет двух с половиной сотен. Такой подлянки я никак не мог ожидать. В самом деле, я совсем забыл, что мои финансы поисчерпались. – У вас есть только восемьдесят два дуката, – добавил полицейский. – Они конфискованы в пользу королевской казны. Прочее ваше имущество будет вам возвращено, когда вы отбудете тюремное заключение. – Заключение? – задохнулся я. – Десять дней и ночей. – Нет, вы не можете. Я ни в чем не виноват! Я встретил друга, вот нервы и не выдержали. – Очень сожалею, но закон есть закон. Капрал, уведите арестованного. Странно, но у меня совершенно не было желания буянить и качать права. Было какое-то чувство обреченности. К тому же в кордегардии появилось человек пять до зубов вооруженных стражников – соотношение сил было не в мою пользу. Поэтому я покорился и дал себя увести в камеру, которая находилась в подвале башни. Строго говоря, местная тюрьма напоминала огромный вольер, разделенный железными решетками на отдельные клетки. Было довольно холодно, крепко пахло сыростью, мокрой известкой и общественным сортиром. Меня посадили в клетку-одиночку – видимо, это была какая-то привилегия. В соседнем «загоне» сидело человек шесть, судя по их рожам – настоящие урки. Один из них тут же завел со мной беседу. – Слышь, баклан, тебя за что взяли? – осведомился он у меня. – А тебе какое дело? – А вот какое, – зэк показал мне отмычку, которую непонятно как сумел спрятать от стражников. – Коли ты наш, фартовый, спи спокойно. А коли из благородных, дык мы тебя с братками ночью навестим, гы-гы! – Свали, пиндосина, – ответил я. – Тошно мне, а тут еще ты свое мурло нарисовал. – Сталбыть, сильный, да? Храбрый наш рыцареныш, не из боязливых? – Урка противно засмеялся, и его дружки подхватили этот смех. Они уже толпой стояли у решетки и глазели на меня. – Поглянем, поглянем, каков ты будешь, когда… Он заткнулся, потому что в проходе между решетками показался тюремщик. Я лег на деревянную койку без матраца и попытался расслабиться. На душе было скверно. Мои эмоции вышли мне боком. Во-первых, мой тщательно разработанный план в отношении рискатовского агента накрылся сияющим медным тазом – теперь я смогу встретиться с ним аж через две недели, не раньше. Во-вторых, теперь меня не примут в Боевое Братство. В-третьих, я заплатил хозяину постоялого двора всего пять дукатов на присмотр за Арией. Сомневаюсь, что корчмарь будет так любезен, что станет кормить мою лошадку в долг. И еще неизвестно, вернет мне стража мои манатки, или нет. |
