- Жаль, вы не умерли, - пробормотал Хаатер.

 - Не мог себе позволить, не вернув вам долг, - соэр встал и вплотную подошёл к обвиняемому. - Дыба ждёт. Отпираться бесполезно - превратитесь в груду мяса.

 - Запрещено законом, - возразил Хаатер.

 - Для вас закон - это я, - в воздухе свистнула плеть, до крови рассекая плоть. Обвиняемый дёрнулся. - А инквизитору и подавно разрешено всё - ваша мечта, господин Хаатер. Вы ведь мнили себя наместником Сораты, вершили правосудие... Но правосудие, господин Хаатер, - моя прерогатива.

 - Мстите за бабёнку, - хрипло рассмеялся Хаатер и тут же задохнулся от боли. На этот раз из его горла вырвался стон.

 Брагоньер приподнял рукоятью плети подбородок обвиняемого, заставив смотреть себе в глаза.

 - Ты пожалеешь, - шёпотом пообещал он. - Но до казни доживёшь. И эта женщина придёт посмотреть на твой танец с верёвкой.

 - Я дворянин, - напомнил Хаатер.

 - Это решается. Особенно в твоём случае.

 - Подготовьте обвиняемого к дыбе, - приказал Брагоньер. - С калёным железом познакомите чуть позже.

 Отбросив плеть, соэр вернулся на место. Сделал пару записей в протоколе, пока палач освобождал Хаатера и тащил к дыбе.

 Помощник экзекутора живо связал руки обвиняемого за спиной, перебросив свободный конец верёвки через кольцо лебёдки.

 Брагоньер велел прикрепить к ногам Хаатера свинцовые гири. Снял сюртук, расправил его и повесил на спинку стула. Закатав рукава, соэр размял пальцы и подошёл к дыбе. Хаатер хотел плюнуть ему под ноги, но во рту пересохло. Брагоньер усмехнулся и ударил обвиняемого кулаком по лицу.

 Палач присвистнул и с уважением глянул на следователя. Сразу видно, инквизитор с намётанной рукой: чуть челюсть не свернул.

 - Будете и дальше отпираться, господин Хаатер? - Брагоньер дёрнул за верёвку, закрепил её на барабане и флегматично начал крутить лебёдку.

 - Да, я убил их всех! - прохрипел обвиняемый.

 Соэр сделал вид, будто не расслышал. Не так просто и быстро.

 - Чего вам ещё? - выплюнул Хаатер.

 - Чистосердечное признание. Палач, щипцы! А после усадите его в "кресло".

 Хаатер невольно обратил взгляд на утыканный шипами предмет мебели. Знакомство с ним означало медленную, мучительную смерть. А себя Хаатер любил. Да и умереть хотелось красиво, как и подобает мученику за веру. Он уже заготовил речь, обличающую пороки и призывавшую гнев богов на головы палачей, но с вывернутыми суставами, истекающим кровью, произнести её будет невозможно. Слова звучат иначе, когда язык еле ворочается, а сознание перемежается.

 Лебёдка вновь заскрипела, до предела растянув тело Хаатера.

 Зафиксировав поворотный механизм, чтобы не провернулся назад, Брагоньер обошёл вокруг обвиняемого.

 - За что же вы так невзлюбили людей, господин Хаатер? - голос соэра сочился сарказмом. - Не потому ли, что они оказались счастливее вас? Их кто-то ценил, любил, они получали удовольствие от жизни - а вас обделили, господин Хаатер. И вы решили, будто мир, не любящий вас, не живущий по вашим правилам, не достоин существования. Признайтесь же, все ваши пафосные речи - блеф.

 - Из вас плохой врачеватель душ, - сквозь зубы процедил Хаатер.

 - Неужели? - вскинул брови Брагоньер. - Боюсь, я знаю о вас слишком много. О ваших отношениях с женщинами, к примеру.

 - Они твари, - яростно выкрикнул обвиняемый. - Шлюхи, продающиеся за золото!

 - И многие вам продались?

 Хаатер промолчал, а потом презрительно бросил:

 - Я верен заветам богини и чист перед ней. У вас же руки по локоть увязли в грехе.