Только когда мы снова оказались наверху, он осмелился заговорить:

— Они ближе, чем я думал, — задумчиво произнес он.

— Это Хастур? — нервно спросил я. Но он покачал головой:

— Это не может быть он, поскольку проход внизу ведет только к морю, и часть его, без сомнения, затоплена. Следовательно, это может быть лишь одно из Существ Воды — из тех, что спаслись там после того, как торпеды уничтожили Дьявольский Риф под Иннсмутом, которого все боятся. Это может быть сам Ктулху или те, кто служит ему, как Ми-Го служат в твердынях льда, а люди Тчо-Тчо — на тайных плоскогорьях Азии.

Поскольку спать все равно было невозможно, мы уселись в библиотеке, и Туттл нараспев стал рассказывать о тех странных вещах, на которые он наткнулся в старинных книгах, некогда принадлежавших его дядюшке. Мы сидели и ждали зари, а он говорил о кошмарном Плоскогорье Ленг, о Черном Лесном Козле и Тысяче Младых, об Азатоте и Ньярлатотепе, Могучем Посланнике, который бродит по звездным пространствам в обличье человека, об ужасном и дьявольском Желтом Знаке, о легендарных башнях таинственной Каркозы, где обитают призраки, о страшном Ллойгоре и ненавистном Жхаре, о Снежной Твари Итакве, о Чогнаре Фогне и Н'гха-Ктуне, о неведомом Кадате и Грибах Юггота, — так говорил он, час за часом, а звуки снизу не прекращались, и я слушал, объятый смертельным ужасом. Однако страхи мои были преждевременны: с утренней зарей звезды поблекли, а возмущения внизу постепенно замерли, затихли, удалились куда-то на восток, в сторону океанских глубин, и я, в конце концов, ушел к себе в комнату. Мне не терпелось поскорее одеться и покинуть этот дом.

IV

Прошло чуть больше месяца, и я снова ехал через Аркхэм в дом Туттла: Пол прислал мне срочную открытку, где его дрожащей рукой было нацарапано лишь одно слово: «Приезжайте!» Если бы он даже и не написал мне, я бы все равно счел своим долгом вернуться в старый особняк на Эйлзбери-Роуд, несмотря на отвращение к потрясающим душу исследованиям Туттла и на мой собственный страх, который, насколько я теперь чувствовал, еще более обострился. И все же я, как мог, откладывал эту поездку с тех пор, как окончательно решил, что мне следует попробовать и убедить Туттла отказаться от дальнейших изысканий в области этой потусторонней мифологии, — то есть, до того дня, когда я получил его открытку. Утром в «Транскрипте» я прочел невнятное сообщение из Аркхэма; я бы и вовсе его не заметил, если бы не маленький заголовок, привлекший мой взор: «Бесчинство на Аркхэмском кладбище». И под ним: «Взломан склеп Туттлов». Само сообщение было кратким и мало что добавляло к заголовку:

«Как было обнаружено сегодня утром, вандалы взломали и частично разгромили семейный склеп Туттлов на Аркхэмском городском кладбище. Одна стена уничтожена практически полностью и восстановлению не подлежит. Сами саркофаги также потревожены. Сообщается, что пропал саркофаг покойного Амоса Туттла, но официального подтверждения к часу выхода этого номера в свет мы не имеем».

Сразу же по прочтении этой смутной информации, меня охватило сильнейшее беспокойство, источника которого я не мог определить. Однако я сразу почувствовал, что акт вандализма, совершенный в склепе, — далеко не обычное преступление; и я не мог не связать его в уме с происшествиями в старом доме Туттлов. Поэтому я решился ехать в Аркхэм немедленно и встретиться с Полом Туттлом прежде, чем почтальон принес его открытку. Краткое послание встревожило меня еще сильнее, если встревожить меня сильнее было вообще возможно, и в то же время убедило в том, чего я страшился, — что между вандализмом на кладбище и подземными хождениями под особняком на Эйлзбери-Роуд существовала какая-то отвратительная связь.