Я повернулся и вышел из дома под полуденное весеннее солнце, и под его благотворными лучами мрачное испытание мое отступило. Я оглянулся на дом: он сиял на солнце белизной, к его накрывала тень высокого вяза. Затем я двинулся на юго-восток, пробираясь по давно заброшенным полям и пастбищам к дому Уотли, стоявшему примерно в миле от домика Абеля. Сет Уотли был младшим братом Амоса; много лет назад они поссорились, как мне рассказали в Эйлзбери, никто не знал из-за чего, и теперь редко виделись друг с другом и совсем не разговаривали, несмотря на то, что жили в паре миль друг от друга. Амос сблизился с данвичскими Уотли, которые, как считали в Эплзбери, были "загнившей ветвью" одного из самых старых семейств массачусетских эсквайров.

Большую часть пути я шел по густо заросшим лесом склонам холма — сначала в гору, потом вниз, в долину — и довольно часто своим приближением распугивал козодоев, взлетавших на неслышных крыльях. Птицы немного кружили в воздухе, а потом снова усаживались на ветви или прямо на землю, великолепно сливаясь по цвету с корой деревьев или опавшими листьями. При этом они смотрели на меня своими маленькими черненькими глазками. То тут, то там я видел их яйца, лежавшие в прошлогодней листве. Холмы просто кишели козодоями — это было заметно и невооруженным глазом. Однако странным мне казалось другое: на склоне, обращенном к дому Харропа, их было раз в десять больше, чем на противоположном. С чего бы это? Спускаясь среди пахучего майского леса в ту долинку, где жили Уотли, я вспугнул только одну птицу, которая бесшумно растворилась в зелени, а не просто слегка отлетела в сторону, чтобы посмотреть, как я иду. Я тогда еще не думал, что курьезное внимание ко мне козодоев на ближнем склоне холма может быть таким пугающим.

У меня были дурные предчувствия относительно того, как меня встретят в доме Уотли, и я вскорости понял, что они небезосновательны. Сет Уотли вышел мне навстречу с ружьем; взгляд у него был каменный.

— Нечего вам нас беспокоить! — крикнул он, когда я подошел ближе.

Он, вероятно, только что встал из-за обеденного стола и направлялся на свои поля, когда заметил меня; он зашел обратно в дом и взял ружье. У него за спиной я видел его жену Эмму и троих детишек, цеплявшихся за ее юбку. В их глазах ясно читался страх.

— Я не собираюсь вас беспокоить, мистер Уотли, — сказал я как можно более примирительно, решительно подавляя в себе раздражение от этой бессмысленной стены подозрительности, которая встречала меня, куда бы я ни повернулся. — Но я хочу узнать, что произошло с моим двоюродным братом Абелем.

Он еще раз бросил на меня свой каменный взгляд, прежде чем ответить:

— Мы ничего не знаем. Мы не из тех, кто все вынюхивает. Чем занимался ваш брат — его дело, коль скоро он нас не беспокоил. Даже если кое-чего лучше вообще не трогать, — мрачно добавил он.

— Кто-то, должно быть, с ним разделался, мистер Уотли.

— Его взяли. Люди говорят, так сказал мой брат Амос. Его взяли: и тело, и душу, и ежели человеку взбредает смотреть, куда не следует, то так с ним и будет всякий раз. Человеческая рука против него здесь не поднималась, а лишь то, чему вообще не следовало тут быть.

— Но я должен узнать…

Он угрожающе повел стволом в мою сторону:

— Только не здесь. Я же сказал, что мы ничего незнаем. Иточка. Я не хочу грубить, мистер, но вот жена моя очень расстроена всем этим, и я не хочу, чтобы ей было хуже. Поэтому уходите.

Сколь бы грубой ни была манера поведения Сета Уотли, посещение принесло свои плоды.