— Нет-нет, Дэйв, сейчас… Совы ухают.

Вот и все. И больше ничего. Я вернулся к оживленной дискуссии, в которой участвовал, когда меня позвали к телефону, и даже начал было снова поддерживать разговор, когда то, что сказал мне брат, сомкнулось у меня в голове, перебросив необходимый мостик через прошедшие годы. Я немедленно извинился и ушел к себе в комнаты готовиться к поездке в Сандвин-Хауз. Давно, почти три десятилетия назад, в беззаботные дни детских игр между нами с Элдоном было заключено некое соглашение: если один из нас когда-нибудь произнесет одну кодовую фразу, это будет означать крик о помощи. В этом мы поклялись друг другу. И фраза была: "Совы ухают"! И теперь мой двоюродный брат Элдон произнес ее.

За какой-то час я договорился, что меня заменят в библиотеке Мискатоника, и двинулся к Сандвин-Хаузу на автомобиле, гоня его намного быстрее, чем было разрешено по закону. Честно говоря, мне было наполовину весело, наполовину страшно: клятва, которую мы дали в детстве, была достаточно серьезной, но, в конце концов, это же было в детстве. То, что Элдон счел нужным произнести кодовую фразу сейчас, казалось, говорило о каком-то серьезном непорядке в его жизни. Теперь уже я думал, что это, скорее, действительно последний крик о помощи в каком-то страшном бедствии, чем мимолетное возвращение к фантазиям детства.

Зябкая, с легким морозцем опустилась ночь, застав меня в пути. Землю покрывал легкий снежок, но шоссе было чистым. Последнее несколько миль до дома дорога шла по берегу океана, поэтому вид вокруг был просто исключителен: море пересекала широкая желтая дорожка лунного света, а вода or ветра была подернута рябью, и грудь океана искрилась и сверкала как будто своим собственным внутренним светом. Деревья, дома, склоны холмов изредка нарушали восточную линию горизонта, но нисколько не портили красоты моря. И вот на фоне неба возникли очертания крупной неуклюжей конструкции — особняка Сандвин-Хауз.

В доме было темно, если не считать топкой полоски света, пробившейся откуда-то сзади. Элдон жил здесь со своим отцом и старым слугой; раз или два в неделю приходила убирать женщина из деревни. Я подогнал автомобиль к тон стороне дома, где стоял старый хлев, служивший гаражом, поставил машину, взял сумку и направился к дому.

Элдон слышал, как я подъехал. Я столкнулся с ним в темноте сразу за дверью — его лицо было слегка тронуто лунным светом, а ночная сорочка тесно облегала худое тело.

— Я знал, что на тебя можно рассчитывать, Дэйв, — сказал он, беря у меня сумку.

— Что случилось, Элдон?

— Ох, не говори ничего, — нервно произнес он, как будто кто-то мог нас услышать. — Подожди. Дай время, и я тебе все расскажу. И тише, пожалуйста, — давай нока не будем беспокоит отца

Он повел меня в глубь дома, с крайней осторожностью передвигаясь по широкому холлу к лестнице, за которой были его комнаты. Я не мог не заметить неестественного спокойствия, царившего вокруг: тишина нарушалась лишь звуками моря за домом. Меня с самого начала поразила несколько жутковатая атмосфера, но я отмахнулся от этого ощущения.

Уже в его комнате, при свете, я увидел, что брат серьезно чем-то расстроен, несмотря на напускную радость по поводу моего приезда — который, кстати, явно был для него не концом ожидания, но лишь звеном в цепи событий. Элдон осунулся, глаза его ввалились, а вокруг них были видны красные круги, как будто он несколько ночей совсем не спал. Руки его беспрерывно двигались с той крайней степенью нервозности, которая свойственна невротикам.

— Ну, теперь садись. Будь как дома. Ты поужинал, а?

— Поужинал, — заверил я его и стал ждать, пока он решится снять с души бремя.

Он прошелся взад-вперед по комнате, опасливо открыл дверь и выглянул в коридор — и только тогда подошел и сел со мной рядом.