Я имею в виду не театры – они все равно были закрыты из за чумы и поста, – но бордели и притоны, в которых процветали азартные игры на деньги. Лодочники на реке по меньшей мере на день умерили силу и крепость своих выражений. Мошенники и обманщики на короткое время прекратили свои занятия (да и не сказать, чтобы вокруг было много простодушных, доверчивых жертв). В тавернах пили умеренно, разговор был скромен. Такой крен в сторону благонравия мог быть вызван только очень серьезным событием. Благодарение Богу, это не собиралось длиться вечно.
Действие, которое смерть королевы произвела на труппу «Слуг лорд камергера», пока сложно было оценить. Кто знал взгляды преемника Елизаветы на драму? Да и кого в любом случае, кроме самих театральных сообществ, действительно заботили эти взгляды? И кто в действительности знал больше об этом преемнике, этом царственном джентльмене, чем то, что звали его Яков, и что был он шестым королем с таким именем в Шотландии, и что в эту самую минуту он, возможно, седлает коня в Эдинбурге?
Пока мы свыкались с мыслью о смерти королевы, чума продолжала стремительно опустошать город. Полагаю, вы слышали о ней уже достаточно, и я не стану утомлять вас дальнейшими описаниями набегов Ее Величества. Скажу лишь, что позднее в тот год я сам наблюдал сцены, подобные тем, что являлись Люси Милфорд, когда на нее находила тяга пророчествовать в духе Кассандры, и видел и пустую улицу, заросшую бурьяном, и лошадь без всадника, с рутой в ноздрях. Видел и такое, и куда более ужасные вещи еще несколько следующих месяцев. Абель и я присутствовали при самых первых шагах болезни возле того злосчастного дома на Кентиш стрит, где олдермен Фарнаби отдал такие точные указания о размерах креста на двери (Знак должен быть четырнадцати дюймов в высоту. Вы нарисуете его маслом, чтобы не так легко было стереть) и приговорил обитателей той лачуги к сорокадневному карантину, и нам же с Абелем, казалось, суждено было пережить конец этого.
Или же оно переживет нас.
Я мог бы ненадолго покинуть город, раз уж играть в театре предстояло не скоро, учитывая всю неопределенность нынешних времен. Но податься мне было некуда, да к тому же у меня было ощущение, что, даже если бы я нашел какую нибудь лазейку, чума все равно проползла бы туда вслед за мной. Вы знаете мое мнение: если вам суждено ее подхватить…
Пока что, впрочем, я был вполне здоров.
Может, не без помощи крысиного яда.
Само собой разумеется, какое то время я околачивался возле дома Люси Милфорд на Темз стрит, в надежде возобновить наш роман, в надежде на некоторую толику любви и утешения. Я даже готов был рассказать ей кое что об оксфордских тайнах. Но Люси Милфорд, как и многие наши сограждане, оставила город. Сосед сообщил мне, что она поехала к дяде в Брумзгроув – или это был кузен в Мидлсексе? Я думал, что в том, что касалось этих дядей, кузенов и мест, все обстояло как раз наоборот, но моя память, возможно, ввела меня в заблуждение. Я, впрочем, был рад, что Люси находилась в безопасности. Очень был рад, хотя и не отказался бы увидеть ее снова в городе.
Я слышал, что Вилл Кемп все еще цепляется за жизнь в Доу гейт, в то время как столько более молодых и сильных умирало вокруг него. Может, стоило бы навестить его и рассказать, что я наконец прочитал его «Девятидневное чудо» при довольно странных обстоятельствах и что именно оно дало мне ценный намек касательно туфель. Но, естественно, я так и не проведал его, и, думаю, следующее, что я о нем услышу, будет весть о его смерти.
Ну вот, кажется, и всё.
Хотя нет, еще был маленький разговор с Вильямом Шекспиром – вроде подведения итогов.
Я, может, и хотел бы рассказать ему, что его друг Хью Ферн не убивал себя и даже не упал случайно на свой нож, как это милостиво предположил коронер. Вернее будет сказать, что доктор Ферн был коварно убит своим злокозненным учеником и слугой Эндрю Пирманом. |