Гена, видно, не смог сдержаться, так как после обеда ко мне потянулась вереница просителей, то за папками, то за печатью, то за конвертами, то за переводом. И хотя все молчали об истинной цели своего визита, но по напряженным лицам я ясно читала – всем отчаянно хотелось узнать, кого нам назначили. Никто не ожидал, что очень скоро об этом мы узнаем сами.

Неделя прошла в заботах – к нам внезапно приехала куча делегаций. Мы мотались по заводам и фирмам, знакомясь, пробивая контракты, уламывая заказчиков.

С нашими австрийцами явились корейцы, и каждое утро они требовали чайник горячей воды, в котором разводили свои диковинные корейские полуфабрикаты. Добродушные австрийцы в гастрономическом плане не доставляли никаких хлопот. Правда, диалект этих гостей был особый, я понимала через два слова на третье. К чести сказать, остальные сотрудники нашего отдела, владевшие и английским и немецким, не понимали их вовсе. А речь шла о крупнейшем проекте.

В таких мучениях мы совсем забыли, что у нас должен появиться НОВЫЙ ШЕФ.

Утром в понедельник директор представительства представил мне невысокого, хорошо сложенного мужчину лет тридцати пяти, который немного испуганно улыбался.

– Познакомьтесь, Марина, – ласково начал он, – господин Лемке, ваш новый начальник.

– Здраствуйте, – по-русски, но с большим акцентом, поприветствовал меня господин Лемке.

В четверг, войдя в свою комнату ровно в девять, я застала нового шефа за очень странным занятием. Он рылся в ящиках моего стола, выуживая, по его мнению, наиболее привлекательные ручки, карандаши и прочую канцелярскую мелочь. Он менял свои исписанные старые ручки и карандаши, методично укладывая их в мой стол. Я на цыпочках отошла от комнаты и опустилась на первый попавшийся стул. Через минуту я возобновила попытку попасть на рабочее место. Шеф был все еще там. Теперь он трудился над заменой моего новенького компьютера на старый, оставшийся от прежнего шефа. Мое появление не вызвало у него ни капли смущения. Воткнув последний штекер, он с довольным видом отошел от моего стола и, насвистывая, удалился в свой кабинет.

– Вот это номер, – сказала я себе, включая древний IBM.

Обсудить эту ситуацию я смогла только во второй половине дня, после того как все собрались в комнате Бори и Гены.

– Может, он тайный клептоман, – предположил Боря. – После кражи ему становится стыдно и он возмещает ущерб своими вещами?

– Уйду я с этой работы, никакого спокойствия. Так хорошо было на вольных хлебах! – решительно сказала я.

– Ха, в который раз мы это слышим, – засмеялись все. – Из нашей конторы ты уже никуда не уйдешь, будешь переводить нам до пенсии.

В пятницу я пришла на работу в половине десятого, философски поразмыслив над тем, что господину Лемке понадобится время, если он захочет заменить еще что-нибудь.

Действительно, меня ждали перемены. Половина моих красочных ярких папок была заменена на какие-то картонные чудовища с корявыми замками. Лемке что-то увлеченно писал моей любимой ручкой у себя в кабинете.

Вернувшийся из командировки Слава, самый спокойный и уравновешенный из всего отдела, зашел к шефу и через пять минут вылетел пулей из его кабинета. За ним гнался, потрясая в воздухе карандашом, сам Лемке. Оба так стремительно промчались мимо меня, что я ничего не успела понять.

После того как сердобольная горничная Оля из кухни напоила Славу валокордином, он оказался в состоянии рассказать что произошло. Он зашел к начальнику с просьбой подписать для бухгалтерии телефонный счет – из гостиницы в Липецке. Слава дважды говорил с Веной по рабочим вопросам. Лемке же всучил этот счет Славе обратно, заявив, что непорядочно требовать от фирмы компенсации. Например, он принес на фирму свой собственный карандаш и не требует ни у кого возмещения стоимости этого карандаша.