По дороге на кухню, остановившись посередине лестницы, она повернулась и обняла его.

— У нас будет настоящая семья.

— Похоже на то.

— Ах, Пол, я не помню, чтобы я когда-нибудь была так счастлива. Ну скажи, что это чувство останется у меня навсегда.

Он обнял ее в ответ, и ему было приятно держать ее в своих объятиях. В конечном итоге чувство нежной любви было лучше секса; чувствовать себя нужным и любимым лучше, чем заниматься любовью.

— Скажи мне, что все будет хорошо, — попросила Кэрол.

— Все будет хорошо, и это чувство останется у тебя навсегда, и мне очень приятно, что ты так счастлива. Вот. Ты это хотела услышать?

Она поцеловала его в подбородок и в уголки рта, а он чмокнул ее в нос.

— А теперь, — сказал Пол, — позволь мне заняться феттучине, пока я не проглотил свой язык.

— Очень романтично.

— Даже романтикам знакомо чувство голода.

Спустившись вниз по лестнице, они вздрогнули от неожиданно громкого постукивания. Оно было постоянным, но аритмичным: «Тук, тук, тук-тук-тук, тук-тук...»

— Что еще за чертовщина? — спросила Кэрол.

— Это раздается снаружи... где-то над нами.

Они стояли на нижней ступеньке, задрав головы и глядя на второй этаж.

Тук, тук-тук, тук, тук...

— Проклятие, — проворчал Пол, — это наверняка из-за ветра разболталась одна из ставен. — Они еще прислушались, и он со вздохом сказал: — Придется мне выйти и закрепить ее.

— Сейчас? Под дождем?

— Если я ничего не сделаю, ветер может оторвать ее совсем. А еще хуже — она провисит и простучит всю ночь. Сами толком не выспимся и соседям спать не дадим.

Кэрол нахмурилась.

— Но там же молнии, Пол... После всего, что произошло, мне кажется, тебе не стоит рисковать и лезть в самую грозу на лестницу.

Ему тоже не нравилась такая перспектива. Представив себя в грозу под дождем на лестнице, он ощутил на голове легкое неприятное покалывание.

— Я не хочу, чтобы ты сейчас выходил... — начала было она.

Постукивание прекратилось.

Они подождали.

Ветер. Барабанная дробь дождя. Шорох ветвей о стену дома.

— Ну вот, — наконец произнес Пол, — теперь уже поздно. Если это и была ставня, то ее оторвало.

— Но я не слышала, как она упала.

— Если она упала в траву или в кусты, ты и не должна была почти ничего услышать.

— Значит, теперь тебе не надо идти под дождь, — сказала она, направляя