– Милость Божия – сама собою, но человек должен и сам заботиться о своем спасении, – возразил Вшебор. – Белине жаль своего добра и отцовского наследия, поэтому он готов уморить всех нас, лишь бы не расставаться с своею требухою.

Старый Лясота сердито оборвал его.

– Не смей так говорить.

– Почему же не говорить, если я так думаю, – сказал Вшебор.

Все на время умолкли, но вдруг из угла раздался голос, принадлежавший бледному, худому шляхтичу в плаще.

– Гм! – сказал он, – да разве мы его рабы, что непременно должны исполнять его волю? У нас свой ум и своя воля, – соединимся вместе и уйдем в лес – кто нам запретит?

– Пусть гниют здесь те, кто этого хочет.

Вшебор, пойманный на слове, в первую минуту смутился.

Он ясно видел по лицам других своих товарищей, что они не одобряли его намерения, и потому он сделал знак своему неожиданному союзнику, чтобы тот пока помолчал.

Старый шляхтич, закутанный в плащ, накинутый на голое тело, проворчал что-то, но удалился на прежнее место в угол. Мшщуй потянул брата за руку. – Пойдем отсюда.

И они отправились на валы совещаться друг с другом.

Оставшийся, неодобрительно отнесшийся к предложению Вшебора, долго молчали. Лясота нахмурился и вздыхал.

– Если только пойдут нелады и споры, как поступить, – пробурчал он наконец, – и если мы разделимся на два лагеря, – добра не будет и все мы погибнем.

– Э! Что там! – отозвался Топорчик из своего угла. – Я знаю обоих Долив; – из упрямства они на все готовы, но только на словах; наболтают, наспорят, – а когда дойдет до дела, то и они от других не отстанут.

– Дай Боже! – закончил Лясота. – Я тоже знаю их с детства, – беспокойное племя, но сердца – добрые…

Доливы, выйдя вдвоем, снова начали роптать и возмущаться, причем то тот, то другой, – подливали масла в огонь, Вшебор все приписывал старости и неумелости Белины, Мшщуй охотно поддакивал ему.

– Они всех нас здесь погубят! – воскликнул он.

– Если дождемся прихода Маслава в городище, то останется только готовиться к смерти – говорил Вшебор. – Нам их не одолеть. У нас во всем недостаток.

– А если так, – прибавил Мшщуй, – соберем всех, кто с нами за одно и уйдем отсюда, хотя бы пришлось ломать ворота.

– Да разве многие к нам пристанут? – спросил Вшебор.

Мшщуй не сомневался в этом. Они начали потихоньку сговариваться, склонившись головами друг к другу. – Вшебор жалел только о том, что он неосторожно проболтался перед всеми, и боялся, как бы Лясота не предупредил Белину; и как бы за ними не учредили надзора. Но Мшщуй, который был еще более горячего нрава, чем брат, не придавал этому значения.

– Надо только потихоньку добиваться своего, – и тогда, наверное, удастся!

– Но, – прибавил он, понизив голос, – неужели мы оставим здесь Спыткову с дочкой? Как ты думаешь?

– Ну, этого они уж не дождутся! – воскликнул Вшебор.

– А если они не захотят бежать с нами?

Взглянули друг на друга и что-то прошептали.

– Почему нельзя? – громче выговорил Мшщуй. – Придется завязать рот и вынести их на руках, если сами не захотят – ведь это же их спасение.

– Ну, хорошо, мы похитим их, если только сможем, – возразил Вшебор, – а дальше что?

И только что налаженный мир едва не нарушился: огонь блеснул во взглядах обоих братьев.