– Пусть бы только не была немкой, – говорили одни, – и не какая-нибудь внучка или родственница императора, чтобы мы опять не попали в кабалу к немцам. Мы еще помним время Оды…

– Но пусть не будет и чешкой, – прибавил Лясота, которого изранили чехи, – эти братья сидят у нас костью в горле. Пользуясь нашим несчастьем, ограбили нас, как разбойники без всякого милосердия. Гнезна, Познань и Гдечи мы им никогда не забудем.

– Пусть бы взял польскую красавицу, на что ему королевна? – сказал другой. – Кого он посадит рядом с собой, та и будет королевой, хоть бы родилась крестьянкой.

– Этого еще недостаточно, – заметил Топор, – нам нужно получить приданое и союзника при помощи этого брака. Все добро у нас растащили! При Болеславе серебра было сколько угодно, а теперь и железа не жватает.

– Ну, тогда уж лучше всего искать ему жену на Руси, – вымолвил Трепка. – Там богатства большие, и, если мы протянем руку киевским князиям, они не оттолкнут нас. Оттуда бы нам и невесту брать!

– А почему бы нет! – подхватили другие. – Если правда, что они обещали нам помощь против Маслава, то легко будет сговориться с ними и насчет жены. После великого князя Владимира остались дочери и большие богатства и слава к него большая. Довольно уж было у нас немцев, и чехами мы по горло сыты. С Руси Болеслав привозил много всякого добра, и красных девок там немало найдется. Одну могут нам дать.

Так окрепла первая мысль о сватовстве, когда Казимир еще и не думал ни о жене, ни о семье, потому что между ним и Маславом судьба еще не сделала выбора. Весть о сватовстве на Руси дошла и до женской половины, и когда узнала об этом Марта Спыткова, то очень обрадовалась и возгордилась, потому что рассчитывала быть первой при дворе королевы-русинки. Спытек, когда ему об этом сказали, решительно потряс головой.

– Вы лучше меня спросите, что такое русинка, – говорил он, – на цепи ее надо держать, а ко рту замок привесить.

Все посмеивались над ним, но воркотня старика не умоляла славы русинок; и только Марта, которой передали его слова, залилась горючими слезами.

Все эти разговоры и совещания оставались тайной для короля: сам он занимался только военными делами. Ждали Собка, который должен был или подтвердить известия, принесенные Носалей, или обрадовать более утешительными сведениями.

Старый слуга вернулся через несколько дней. Дело было под вечер, и король вместе с графом Герьертом, предводителем императорского отряда, Топором и Трепкой совещался о том, когда и каким образом идти на Маслава. Старый Грегор возвестил о приходе Белины и Собка, так как король желал от него лично услышать принесенные им вести.

Король помещался в главной горнице внизу, несколько приукрашенной в честь его. Сюда снесли все лучшее, что у кого нашлось, но убранство все же не отличалось роскошью. Только на полу набросали звериных шкур вместо ковров, да стены закрыли материями, поверх которых блестело развешенное оружие, а на столе стояло небольшое количество серебра. Но кроме серебра, на этом же столе лежало то, что в то время редко встречалось даже и в королевских замках; перед креслом короля лежали на столе две книги, обделанные в дерево и медь. Одна из книг была открыта, и пергаментные страницы были заложены золотым крестом. Казимир сидел в кресле, окруженный стоявшими вокруг него магнатами, по большей части старыми с седыми волосами и бородами, которые составляли оригинальный контракт с его юношескими черными локонами.