К пяти часам он оживился. Азарт Охоты завладел им, вытеснил мысли о Вике, и даже гормоны теперь не бунтовали, как-то сами собой улеглись, смирившись с заменой объекта страсти.

    Художник, в годах… Приятель знакомого Мосла… У Мосла же бедных знакомых не водилось, а у них, как полагал Баглай, не было бедных приятелей.

    Клиент его не разочаровал. В этом нестаром еще мужчине чувствовалась основательность, отличавшая тех, кому даровано место под солнцем – может, не самое теплое, зато надежное и завоеванное собственными трудами. Труды, надо думать, вознаграждались с немалой щедростью, что позволяло лечиться в «Диане» и иметь приятелей, входивших в круг общения Мосла. Кроме этих бесспорных достоинств, был у художника и недостаток – не слишком подходящий возраст для баглаевых экспериментов. Хоть и в годах, но небольших, за пятьдесят, да и здоровьем не обижен…

    Ну, ничего, подождем, думал Баглай, привычно пальпируя мышцы, обследуя позвоночник и продвигаясь от шеи художника к копчику. Подождем! Терпение и осторожность, и все придет к тому, кто умеет ждать. Сейчас его больше занимало, чем именит художник и чем богат, живет ли он один или с родней, какими болезнями страдает, реальными или мнимыми – ибо от этих обстоятельств зависели виды на урожай. Но выяснять подробности полагалось не торопясь, не в лоб, а постепенно; плоды доверия должны созреть, прежде чем свалятся в корзинку. А вот корзинки лучше приготовить загодя…

    Обследуемый вдруг напрягся, будто предчувствуя свою возможную кончину, и Баглай предупредил:

    – Не надо. Расслабьте мышцы. Сейчас с проверочкой закончим и будем вас лечить.

    – Так вы проверяли? – с удивлением переспросил художник.

    – Ну, и какие результаты? Будет жить пациент?

    – Вы пока что клиент, не пациент, – отозвался Баглай, разглядывая крепкую художникову спину. – Пациент – больной человек, а у вас никаких патологий. Есть затвердения – тут, тут и тут… – он осторожно коснулся лопатки и поясницы. – Но это мы разомнет сеансов за пять-шесть… А вообще имейте ввиду: вам нужен оздоровительный массаж. Только оздоровительный, не лечебный, не спортивный, и уж тем более не эротический.

    Это было истинной правдой; для человека за пятьдесят клиент выглядел на диво бодрым и крепким. Но он, вероятно, чаще сидел, чем ходил и стоял – над поясницей, по обе стороны позвоночника, мышцы потеряли эластичность, и еще одна такая зона прощупывалась у левой лопатки.

    Художник нерешительно кашлянул.

    – Мне другое говорили… Говорили, что я инвалид и импотент… почти покойник.

    – Кто говорил?

    – Профессор Кириллов из «Тримурти».

    Федька-тримурщик, зло усмехнулся Баглай. Четыре месяца учился у Тагарова, и надо же – профессор! Скоро академиком назовется… Ходили слухи, что Тагаров его выгнал, за сребролюбие и скопидомство. Теперь придурков обстригает… Тоже Охота – на мнительного дурака!

    Он фыркнул и начал разминать затвердевшие мышцы под левой лопаткой, презрительно бормоча:

    – Профессор Федька… прохиндей… знаю его… Он наговорит, чтоб ваш бумажник порастрясти!..

    Художник вздохнул с явным облегчением. Еще один мнительный придурок, пронеслось в голове у Баглая.