|
Случалось, бывали. И по тому, как слушали их, Глухов понимал: хоть он не начальник, не шеф, и не сидит под портретом Дзержинского, однако все еще учитель. Это было приятно; это значило, что он необходим и вовсе не так одинок, как мнилось ему временами. Здесь, в этой узкой маленькой комнатке, одиночество таяло, растворялось в аромате линдиных духов, в негромком уверенном голосе Олейника, в табачном дыму и даже в карагановских усмешках. Впрочем, невзирая на ехидный нрав, парень он был неплохой; иные у «глухарей» не приживались.
Линда отчитывалась предпоследней, перед Глуховым. Закончив говорить, она закрыла блокнот с записями и облокатилась на стол, уместив подбородок в изящной маленькой ладони. Прядь волос упала ей на щеку; темный шелковистый завиток на фоне розоватой кожи. Магия, подумал Глухов, колдовство. Та же поза, что у Веры, тот же взгляд… Только верины волосы были посветлей… – Вам слово, Ян Глебович, – сказал Олейник. – Дело фармацевта, – негромко и спокойно произнес Глухов. – События, как видится мне, развивались по следующему сценарию. Два биохимика из Красноярска придумали, как синтезировать препарат с широким спектром лечебного воздействия. Противоаллергенным, а также противоастматическим… Авторы – люди солидные, специалисты из КНЦ, то-бишь Красноярского научного центра. Способ у них дешевый, оборудование недорогое, сырье – непищевые отходы с мясокомбинатов. Если не ошибаюсь, какие-то железы, то ли говяжьи, то ли свиные… Ну, не важно. А важно, что производство наладить они не смогли, да и не очень хотелось им связываться с производством; сертифицировали препарат, поискали в столицах деловых партнеров, наткнулись на Саркисова, и он оплатил промышленную установку. Это оборудование поступило в Петербург в прошлом году, седьмого января, затем было доставлено на мясокомбинат, где Саркисов арендовал помещение. Груз хрупкий, в тринадцати особых ящиках с маркировкой «КНЦ». Также был заключен договор о выплате разработчикам доли прибыли – как авторского вознаграждения, когда пойдет серийный выпуск препарата. Глухов сделал паузу и покосился на Олейника – тот сидел, пощипывал светлый ус, и что-то чиркал на лежавшем перед ним листке. Лицо его казалось хмурым. Лист, насколько мог разглядеть Ян Глебович, был ксероксом письма из Красноярского УВД. Того самого, где поминалась щедрая компания «Фарм Плюс». – Далее в версии есть развился. Возможно, средств у Саркисова не хватило, и он обратился к Виктору Мосолову, приятелю и бывшему коллеге по Химико-фармацевтическому институту – оба они там доценствовали в советские времена. Столь же вероятно, что Мосолов был саркисовским компаньоном с самого начала и вкладывал деньги в его проект. Но не один, а вместе с братом, Нилом Петровичем Мосоловым, и с супругой их кузена Ольгой Николаевной Пережогиной… – Ян Глебович заметил, как дрогнули губы у Олейника, будто он что-то хотел сказать, да вовремя остановился. – Пережогина, – продолжал Глухов все тем же ровным голосом, – владеет сетью коммерческих аптек, а ее муж – депутат Законодательного Собрания, влиятельная фигура в городской медицинской комиссии. Говоря определеннее, он способствует распределению кредитов: кому их давать, под закупку каких лекарств, у каких зарубежных фирм и по какой цене. Затем, как я полагаю, кредитуемые спонсируют его избирательную кампанию. Майор Красавина, – Глухов кивнул в сторону Линды, – составила их список и провела анализ недавних выборов – по округу, где баллотировался Пережогин. Часть этих спонсорских денег пошла на подкуп неимущих избирателей, под видом соглашения о найме агитаторов. И наняли их… Тут Ян Глебович повернулся к Линде, и она с усмешкой уточнила: – Около четырнадцати тысяч. |
