Изменить размер шрифта - +
Дедушка Джамал предвидел, что может произойти. Если бы их с внучкой и не убили, то обвинили бы в смерти неожиданного защитника.

А тот не был мертвым. Или почти не был. Пульс едва бился, и дыхание едва ощущалось, однако кровь сворачивалась, затягивая рану, оказавшуюся не слишком глубокой.

Наскоро перевязав раненого, дед с внучкой похватали самое необходимое, загрузив нежданного защитника сверху на узлы, брошенные навалом на двухколесную ручную тележку. В наплывших с гор сумерках они перевезли его на другой конец селения и спрятали, укрывшись и сами, у родственников, коих было две трети села. Там в темном подземном тайнике и прожили десять дней, пока он не встал на ноги. А пьяные выродки, не найдя их, поколесили в темноте по селу, выпустили пару очередей в купол мечети и убрались. Хмель выветрился, пыл угас, да и сил, чтобы провести по полной программе зачистку села, маловато было, пятерым не справиться. Соседи передавали, что дня через два опять приезжали, в ворота стучали, да дом как стоял пустой, так пустым и остался.

В себя он пришел на третий день. Огонек коптилки давал мало света. Отблески огня плавали по земляным стенам, извиваясь причудливыми тенями, и пропадали на полу в темноте углов. Как-то сразу, одновременно, пришли и ощущение своего тела, и наплыв жестокой боли, пронзившей затылок. Он застонал, и к его лицу склонилось лицо девушки, почти ребенка, с тонко выписанными чертами. Их глаза, ее немного испуганные и его, усталые и безразличные, встретились.

— Сейчас, сейчас… — быстро проговорила девушка и исчезла.

Скрипнула дверь где-то у его ног, взметнув по стенам тени от всполошившегося язычка пламени. Стало совсем тихо, лишь слышалось частое потрескивание горящего фитилька. Потом он различил шаги — небыстрые и шаркающие. Скрип петель; к нему наклонился старик с морщинистым лицом, в высокой папахе.

— Живой, джигит? — спросил он и сам же ответил на свой вопрос: — Живой!

— Пить… — с трудом выдавил из себя лежащий.

— Сейчас мы тебя напоим, перевяжем, — кивнул ему старик. — Что у тебя болит?

— Голова… Сильно… — слабея с каждым произнесенным словом, прошептал раненый.

— Да, конечно, — подтвердил старик. — Голова… Несколько глотков воды прибавили сил.

— Где я? Кто вы? — спросил он и неожиданно для себя добавил: — Кто я?..

Старик качнул головой, словно утверждая его вопросы:

— Меня зовут Джамал. Дедушка Джамал. Это моя внучка Лайла. Ты ее спас от федералов, — он повел подбородком влево, где в темноте за его спиной расплывчатым пятном виднелось лицо девушки. — А кто ты, наверное, лучше знать тебе самому.

Лежащий задумался, пытаясь ответить на этот вопрос в первую очередь себе.

— Я не знаю, кто я такой, — после долгой паузы произнес он. — Я не могу вспомнить…

— Но нас-то ты помнишь? Помнишь, что произошло, когда тебя ранили? — с надеждой произнес старик.

Он нахмурил лоб, и это движение кожи отозвалось очередным накатом боли.

— Что произошло?.. Не помню… Совсем ничего не помню!

Через неделю, когда раненому стало лучше, дедушка Джамал сказал, что надо уходить и он выведет его в безопасное место. Кто он такой, откуда и зачем явился, так и оставалось загадкой. Документы отсутствовали, как и вообще не было ничего — вещей или предметов, кроме наручных японских часов «Сейко». Ничто не указывало на принадлежность его к кому или чему-либо. Карманы камуфлированных брюк и куртки были до неприличия пусты. Сам же коричнево-зеленый камуфляж никак не мог определить статус ни военного, ни гражданского. Кто нынче не таскает на работу, на охоту, да и просто так ставшую расхожей в России дешевую и немаркированную одежку? И генералы, и боевики, и бомжи — все в ней.

Быстрый переход