|
Однако мы выяснили: большие потери в нашем спецназе вызваны тем, что душманам стала известна тактика спецназовцев — вплоть до мельчайших подробностей. Так как в других провинциях Афганистана ничего подобного не было, нам стало понятно, что у душманов, действующих в районе Мазари-Шарифа, в качестве инструктора работает кто-то из бывших офицеров советского спецназа. Впоследствии это подтвердили и захваченные в плен душманы. Они сообщили, что в их отряде находится несколько советских военнослужащих, которые свободно передвигаются по лагерю, часто и подолгу общаются с командиром отряда и военным советником из Турции. Отряд душманов, о котором идет речь, вообще был богат на военных советников. Там работали профессиональные турецкие разведчики, а теперь выяснилось, что и перешедшие на сторону афганских душманов спецназовцы.
— Удалось вам добраться до этих предателей? — поинтересовался Ветров. — К сожалению, нет, — сказал Чернышов. — Хотя мы и предприняли одну попытку, атаковали одну из душманских баз и даже высаживали там десант. Но, к сожалению, данные разведки оказались неточными, спецназовцев-предателей на той разгромленной базе не оказалось, из района Мазари-Шарифа они перебрались куда-то в глубь страны. Во всяком случае, я о них больше не слышал. Результаты своего расследования мы доложили военным. Те изменили тактику проведения войсковых операций, и потери сразу же сократились. Вот так и закончилась эта командировка. — И вы считаете, Павел Андреевич, что спецназовцы, натаскивающие афганских душманов, спустя семь или восемь лет могли появиться в России и воевать уже на стороне чеченских боевиков? — прямо спросил Олег Муромцев. — Увы, случаи, когда наемники, воевавшие против наших войск еще в Афганистане, теперь сражаются в отрядах чеченских боевиков, не так уж и редки, — вздохнул Чернышов. — Так что мое предположение звучит не так уж невероятно. — И оно многое объясняет, — задумчиво сказал Олег Муромцев. — И профессионализм диверсантов, и применяемую ими тактику наших подразделений специального назначения. — Олег, и все-таки главный вопрос: это действовала одна диверсионная группа или разные? — спросил Чернышов. — Утверждать что-либо без тщательного расследования я не берусь. Но если вас интересует мое мнение — да. Я считаю, везде действовала одна и та же диверсионная группа. — И из чего это следует? — спросил Ветров. — Во-первых, численный состав. Во всех случаях диверсантов было пять, возможно, шесть человек: снайпер, подрывник, три-четыре стрелка. Во-вторых, одинаково высокая боевая выучка. В-третьих, тактика действий у них во всех операциях была одна и та же. Например, перед каждым нападением снайпер сначала уничтожал часовых или наблюдателей из боевого охранения, а впоследствии прикрывал отход своей группы. Можно привести и другие доводы, которые не так наглядны. Павел Чернышов слушал с каменным лицом. Он уже не сомневался, что в Чечне с 1994 по 1996 год успешно действовала диверсионная группа из числа бывших бойцов спецназа, перешедших на сторону душманов еще во время афганской войны. «Если за время, прошедшее между афганской и чеченской войнами, они не сидели сложа руки, а участвовали и в других военных конфликтах, то приобрели неоценимый боевой опыт, — про себя подумал Чернышов. — Судя по всему, так оно и есть, ведь не зря военные разведчики назвали этих диверсантов «призраками». И если они участвовали в прошлой чеченской войне, то весьма вероятно, что лидеры боевиков могут обратиться к ним и сейчас. Военные наемники не имеют моральных принципов. Для них существует одно — деньги. Если те, кто сейчас финансирует чеченских боевиков, и эти диверсанты сойдутся в цене, «призраки» вернутся снова». |
