Слова утешения были готовы сорваться с его губ, но в последний момент он передумал и жестко приказал себе:

«Прочь сантименты! Прочь сопли, слезы и жалость. Ты должен думать об операции, а не об этой красотке. Она – такой же член команды, как и ты. А некоторые вещи у нее получаются даже лучше, чем у тебя. Например, довести „фигуранта“ до самоубийства… И никто, между прочим, не заставлял ее ввязываться в это дерьмо. Сама, можно сказать, напросилась. Это была честная сделка – услуга за услугу. Саранский помог ей получить агентство, а Марго совершенно добровольно стала работать на особый отдел. Теперь пусть не корчит из себя этакого невинного ангелочка… Другое дело – я. Они зацепили меня на Светланке. Если я откажусь выполнять приказы, они убьют ее, как убили Ирину…»

Павел добился своего: на смену душещипательной жалости пришла здоровая злость. И это было очень даже неплохо. Теперь он твердо знал, что операция пройдет как по маслу и Саранскому не к чему будет придраться.

Во дворе, куда они въехали, было безлюдно. Погода стояла отвратительная, моросил мелкий дождь. Павел припарковал машину в глубине двора, рядом с полуразвалившейся беседкой. Выбрался из салона и огляделся: где-то здесь должен был стоять джип – точная копия личной тачки Андронова. Только, конечно, с другими номерами.

Джип стоял в условленном месте – перед третьим подъездом, между двумя «Жигулями». Павел подошел к нему, отключил сигнализацию, открыл дверцу, сел за руль. Махнул рукой Маргарите – дескать, давай, причаливай. Та поняла с полуслова – грациозно выбралась из первого джипа, походкой манекенщицы лениво подошла ко второму и, вполне профессионально оглядевшись, нырнула в салон.

Ни слова не говоря, Павел взял с заднего сиденья сумку, расстегнул молнию и, ничуть не стесняясь Маргариты, разделся до трусов. Прямо на голое тело натянул бронежилет, поверх него – спортивный костюм.

– А ты что смотришь? Поторопись, время не ждет, – нарочито грубо обратился он к Маргарите.

Та удивительно быстро для женщины переоделась в точно такой же костюм, что был на Павле. Только размером поменьше.

– Свои вещи сложи в этот пакет. И пересядь на мое место.

Маргарита немедленно подчинилась.

– Заводи машину, – Павел перебрался на заднее сиденье. – И – прямым ходом к посольству.

Он посмотрел на часы и мысленно констатировал: «Девять двадцать пять». До начала операции оставались считанные минуты.

К сожалению, москвичи не были обучены выражать это самое «фе» цивилизованно. Начинался импровизированный митинг по общепринятым правилам – с плакатами, организаторами, группой поддержки. Но стоять с куском картона в руках и скандировать лозунги на плохом английском было скучно. И тогда в ход шли тухлые яйца и банки из-под пива. Хуже обстояло дело насчет помидоров: после пресловутого кризиса бросаться помидорами мог позволить себе не каждый. Зато некоторые «патриоты» без зазрения совести справляли малую нужду прямо у входа в посольство, на глазах у опешивших американских дипломатов.

На самом высоком уровне понимали, что это безобразие нужно немедленно пресечь. Американцы, конечно, сволочи, но нельзя же опускаться до их уровня! Тем более что сегодня – яйца, а завтра, глядишь, в стены могут полететь и гранаты. А в войну ввязываться ой как не с руки…

Поэтому было решено принять серьезные меры – оцепить «горячий объект» милицией. С некоторых пор каждый сотрудник из близлежащих отделений обязан был отдежурить у стен посольства хотя бы сутки. За это полагался отгул. А отгул, он и в Африке отгул – на дороге не валяется.